Этот смех удивил его самого, он так давно не смеялся без причины, – и сейчас же вспомнил Дору.

– Маленькая Дорочка! – произнес он вслух и опять засмеялся.

Отчего я такая? Мне иногда кажется, что я больна. Я, такая сильная, здоровая, большая.

Может быть, все оттого, что я «слишком здорова».

Мне бы кули таскать на пристани или полевыми работами заниматься.

Если бы я была суеверна, я бы подумала, что меня «испортили», что злой дух вселился в меня.

Отчего я никого и ничего не люблю?

Ведь то чувство, что я испытываю к тому человеку, нельзя назвать любовью.

Для этого человека я бы сделала все. Пожертвую жизнью, если бы я этим могла добиться его любви, но мне было бы лучше, если бы он умер, потому что мне тяжело и мучительно это чувство к нему – словно и правда злой дух тяготеет надо мною.

У меня нет других мыслей, как только о нем, и вечно желаю ему смерти, чтобы избавиться от него.

Вот уже два года, как я его не вижу – и не вижу по доброй воле. Кто бы мне помешал хоть завтра ехать в Париж, вот еще недавно я получила письмо от этой глупой Дарьи – зовет гостить.

Дарья моя приятельница. У меня приятельница. Как это на меня не похоже – иметь приятельницу.

Не еду я в Париж только потому, что при нем мне тяжелее, чем без него.

Разве можно назвать такое чувство ненависти и страха – любовью?

«Ты, матушка, на людей не похожа», – говорит мне моя няня Вавиловна.

Вот еще человек, которого если и не ненавижу, то не выношу.

Для меня нет ничего отвратительней типа «старой, преданной няньки», вроде этой Вавиловны.

Мне она была всегда противна. Противны ее заботы, и авторитетный тон, и ее глупая, рабья преданность нашему дому.

Я маленькая не смела сказать ей, что не люблю ее, – все бы заахали: «Как, ты не любишь свою няню?!». Теперь тоже заахают: «Как, женщина, которая вас вырастила?!» А как она растила? Кутала и учила не слушаться гувернанток. Выбрасывала из окошка лекарства и поила «травками», от которых я раз чуть не умерла… А преданность дому… Кошек обвиняют, что они лучше любят дом, чем людей. Это неправда.

Человек всегда нянчится с собакой, а кошки живут всегда на кухне, а если воспитывать кошку всегда при себе да ласкать ее, она будет вас любить. Вот мой Тим в деревне ходит за мной гулять, хоть за десять верст, и на даче отыскал нас, когда мы переезжали на другую улицу, в вагоне я его везу не в мешке или корзине, а прямо на веревочке, в сбруйке…

Да что это я заговорила о кошках да о няньках…

А впрочем, отчего же мне не говорить о том, что пришло в голову, ведь для этого я и завела дневник.

Надо же человеку как-нибудь высказываться.

Это, кажется, влияние Алеши Ремина – это он любит «высказываться».

А вот и нашла человека, которого я люблю по-настоящему, – это Алеша.

Вот кому желаю всякого счастья и вот кого бы хотела видеть хоть всякий день.

Пусть живет долго и счастливо – пусть найдет себе хорошую жену – вот хоть Дору Лазовскую. То-то начнут изливаться один другому, на всю жизнь хватит.

Бедный Алеша! Как он принял к сердцу эту историю с его матерью.

Впрочем, и я историю своих родителей плохо переварила.

Ведь, может быть, она меня душевно искалечила.

Сколько лет я растила в себе чувство мести к отцу, как Гамлет мечтала об этой мести.

Вот это тоже нянюшка рассказала мне, одиннадцатилетней девочке, что моя мать умерла от побоев отца, и рассказала, разозлившись на отца.

Я отца возненавидела и решила, как только мне минет двадцать один год, я ему все выскажу и уйду от него…

И вот мне уже двадцать четыре года, и никуда я не ушла, а к отцу стала совсем равнодушна. Да теперь я бы не могла мстить. Охота мстить теням!