– Бил меня и загонял до смерти, – замогильным голосом ответила я, точнее пожаловалась в очередной раз.

– Дед злой, как волчара, – она опустила глаза и продолжила тереть чистый стол. – Зара такое горе запустил, необратимое. Что теперь будет, не понятно. Альфа терпеть не может, когда что-то ему не ясно. Мне конечно, старый врёт, мол, все обещания данные тебе, исполним. Но чует моё сердце, бедные мы с этим Зарой все будем. Прибёг, чёрт клыкастый. Сообразил, что без пары не может, а как получить - не знает. Полгода народ волчий резал и теперь понял, что не может уже один.

Не сказала она мне, что будет драть меня Злыдень, как Тузик грелку. Потому что чувствует пару, а как по-человечески с женщиной общаться не в курсе. Поговаривают, что и любовницы у него не жили дольше одной ночи. Хотя про него много сказок ходило. Одним словом, запуганная я была.

– Вы не защитите меня, – ошарашенно выдохнула я. – Так я сбегу.

– Не вздумай! Здесь хотя бы сдержать его есть кому.

Анна отошла к печке. Взяла кувшин и плетёную торбу.

– Вот, возьми молочка и творога с ягодами. Посиди, девочка, в доме своём.

Я забрала еду и на несгибающихся ногах поспешила в свой дом. Оглядываясь с боязнью по сторонам, вошла через сени, двери заперла. В большой комнате с печкой было светло и прохладно по сравнению с жарким воздухом на улице.

Мой дом - рубленный терем с высоким крыльцом и балконом на втором этаже. Я жила внизу, наверху у меня был склад. В одной гигантской комнате, русская печка с лежанкой вокруг неё вся жизнь. С одной стороны прихожая, с другой кухня с третьей спальня и гостиная там, где лежанка. У старых хозяев всё было отгорожено занавесками, мне только их заменить оставалось, и привольное одинокое счастье мне было обеспечено. А с появлением телевизора жизнь вообще улучшилась, и я повадилась под сериалы носки вязать.

Облегчённо вздохнув, я прошла к столу у печи и поставила кувшин и торбу. На ужин себе блинчиков собиралась напечь с творогом и земляникой. Ничего страшного, дом у меня полная чаша, даже телевизор был. Могла неделю в нём сидеть, пока дед Злыдня воспитывает.

Я скинула сарафан и голышом прошла к своей кровати. Широкая кровать, постельное бельё из лоскутного шитья. Я рукодельница, особенно, когда делать нечего, у меня даже ножная швейная машинка была. На постели четыре подушки. Одну я обнимала руками, другую ногами, на третьей спала, а четвёртую под спинку подкладывала. Так вот на всех четырёх подушках развалился Злыдень и плевал в потолок.

Я его сразу не заметила, не о том думала, а кроватка моя, как пологом, льняными занавесками была отгорожена. И запаха оборотень не оставил в комнате, хотя на улице жара. У кровати валялся его рюкзак, сверху рубаха. А он в ботинках лежал и морду свою кривил.

– Это мой дом, я его строил, – он покосился на меня.

Его жгучий взгляд обдал меня огненной волной, и я резко прикрыла грудь и лобок. Сарафан остался у печки, но я не об одежде думала, а о том, как сбежать из дома, когда все двери заперты, а на открытие каждого засова время потребуется. И окна закрыты.

Злыдень резко сел. Взгляд от меня не отрывал. Гипнотизировать ему Альфа запретил, но он и без колдовства, как жуткий морок подводил к сумасшествию от страха. Уложив локти на колени, вылизал меня глазами и натурально облизнулся.

– Ложись, – усмехнулся он. – Для меня разделась?

– Жарко, – выдавила я, чтобы не рехнуться от ужаса.

– Альфа меня отругал, что не вы*бал тебя. Сейчас мы это поправим. Ложись!

Если дед меня не собирался от него защищать, то у меня было ещё два варианта. Тихомир и Елень. К оленю я, конечно, совершенно не хотела даже за голубые неизведанные дали, а вот за Тишку пойду. Прямо сейчас бы пошла.