- Хм... я взяла ржаной, другого не было… Здрасьте, - неловко поднимаю пакет с хлебом, как идиотка и заставляю себя сделать шаг, затем следующий под его взглядом. Потому что они оба смотрят, не отрываясь. Очень, очень неловко, надо заметить. И когда я прохожу мимо него, чувствую напряжение, даже волоски на руках дыбом становятся.

Как только захожу в дом, сворачиваю за угол и облокачиваюсь о стену, чтобы перевести дух. Слышу, как насмехается и отпускает плоские шутки в мою сторону второй парень. И потом, тут же его тихое, но твердое «Мы уходим». Его голос. Он так возмужал. Господи, почему я так реагирую, как будто все эти пять лет грезила только им? Он даже не симпатичный. Он в татуировках, в конце концов.

- Угловой и ребята.

Открываю глаза и замечаю Тамилу, смотрящую в коридорное окно на спины парней.

- Что они тут делают? – шепотом спрашиваю.

Девушка переводит на меня взгляд и закусывает губу.

- Думаю, у Ростика проблемы, - тихо отвечает и тут же меняется в лице, заметив тень приближающегося брата, - ты бы еще полгода за хлебом ходила! Ну, дети мои, омлет с сосисками готов, прошу к столу!

ИЛЬЯ

Этим вечером в город возвращается Филипп. Мой дядя, в связи с этим спускаюсь к ужину.

По Филиппу невозможно определить, к какой социальной среде он относится. Невысокого роста, всегда одет с иголочки в отглаженных костюмах, с седыми усиками и темно-карими глазами, смотрящими открыто. На его лице написано добродушие и веселость. Никто и никогда не может подумать, что его ребята занимаются преступной деятельностью, какой только можно. Нет. Не здесь. Здесь, кроме наркош особо ловить нечего. В городе. Там миллион жителей, есть, где развернуться. Ни один человек не подумает, общаясь с этим мужчиной, что он способен с улыбкой на лице, без раздумий, взять пистолет и выстрелить в упор, глядя в глаза. А он может.

- Каин, сынок, - улыбается мне Филипп, поднимая бокал с красным вином. Стол идеально сервирован. Дядя большой эстет. Все должно быть на своих местах.

- "Сынок", - цедит Святой по правую руку от отца, - ублюдок, а не сынок.

Хочу вытащить один из ножей, что у меня всегда с собой за пазухой и завершить начатое когда-то. Но вместо этого принимаю расслабленную позу и игнорирую брата.

- Как обстоят дела с треком? – прожевав мясо барашка запеченного на гриле, интересуется Филипп, пропуская реплику сына мимо ушей.

- Все под контролем, - отзываюсь.

- Только гонщиков становится все меньше и меньше, - вставляет Святой, - вероятно, твой «сынок» даже некоторых отговаривает от них.

Дядя ведет бровью, затем делает глоток, давая мне возможность объяснить. Но я молчу, соображая, что если это и так, то как об этом прознал Святой? Его дело – проститутки, а вовсе не совать свой гребаный нос в порученное мне.

- Да? – спрашивает Филипп и теперь смотрит на сына.

- Он в конце марта отпрыска этого… мэра отговорил.

- Ярославского? – уточняет дядя, думая о чем-то не больше трех секунд.

- Надо смотреть в будущее, - наконец заговариваю. – Он единственный наследник папиного бизнеса. В будущем большая шишка. И лучше он в наших должниках, чем тот, кто все загребет после смерти папаши-мэра, если его «отпрыск» разобьется. Еще неизвестно кто это будет.

- Я ничего тупее не слышал, - бросает Святой, глядя прямо мне в глаза. Они у него карие, как мои, только светятся, как у шакалов, перед тем, как они добивают животное, чтоб его сожрать. Он всегда так смотрит на меня. Но мне плевать.

- Это хорошая мысль, - одобряет мужчина, чем приводит в бешенство Святого еще больше. Он крепче сжимает вилку в руке и больше не произносит и звука за столом. Он в дикой обиде на отца, за то, что тот привел меня сюда мальчишкой и посмел называть сыном, тогда как он – его настоящий сын.