Я слишком сильно недооцениваю своих детей.

Если у них хватило мозгов, как снять коробку с лекарствами с самой верхней полки в шкафу, то как бы они мне сейф не взломали.

Мелкая шпана!

Заезжаем во двор. Я специально не закрывал ворота, чтобы времени на открывание не терять. Спрыгиваю со снегохода, беру Забаву на руки, прижимаю к себе.

— Пойдем домой, — говорю ей. — Греть тебя будем!

— Спасибо, — еле слышно шепчет. Дует на варежки, руки трет.

— Держись, — прошу девушку. — Осталось немного.

— Угу, — кивает. Дрожит.

Поднимаюсь по ступенькам на крыльцо, захожу на террасу, ставлю на ноги Забаву и достаю из-под коврика ключи. Немедля открываю дверь, подхватываю свою принцессу и несу в гостиную. Там ждут дети, и можно разжечь камин.

Каждое мое действие четкое и ясное, нет паники, я прекрасно знаю свой следующий шаг.

Раздеть, укутать в теплый плед, дать горячего чая. Одним словом, согреть.

Но когда мы заходим в комнату, то я на миг застываю. В доме царит тишина. Дети спят.

Они мирно сопят каждый на своей подушке, у Машеньки раскраска выпала из рук.

— Раздевайся, — бросаю короткое девушке, отворачиваюсь и принимаюсь растапливать камин.

— Но… — пытается протестовать, только вот я очень зол, и против меня сейчас идти бесполезно.

— Раздевайся, я сказал! — поворачиваюсь, смотрю Забаве в глаза, говорю строго. — А то это сделаю я.

Кусает губы, опускает взгляд. И принимается расстегивать куртку.

Огонь в камине занимается, дрова схватываются один за другим. В комнате становится теплее. Наконец-то!

Судя по тому, что происходит за окном, света до утра нам не видать, и это печально. Ладно, как-то выкрутимся сейчас. Я обязательно что-то придумаю.

Раскладываю кресла, переношу туда детвору. Забаву заставляю забраться на диван с ногами.

— Надевай, — протягиваю ей свои шерстяные носки.

— Я сейчас согреюсь, — закутывается в плед сильнее. — Честно.

— Надевай, я сказал! — едва сдерживаю злость. — Согреется она.

Забава смотрит на носки как на средство массового поражения.

— Они новые, — добавляю. Может, брезгует, хрен его знает.

— Не в этом дело, — шепчет. — Ладно, давай, — покорно протягивает руку. — Без них все равно не согреться.

Ухожу на кухню, достаю из шкафа бутылку крепкого напитка, режу лимон и сыр, беру стопки.

— Нет-нет-нет! — Глаза Забавы округляются, как только она видит меня.

— О да! — улыбаюсь ей хищно. — Ты будешь греться!

— А ты? — щурится. — Стопки две.

— Я? — смотрю на поднос. — У меня профилактика острых респираторных, — ухмыляюсь. — Подвинься.

Под ошарашенным взглядом Забавы ставлю на столик поднос с «лекарством», снимаю с себя кофту, штаны.

— Ой, — пищит. — Ты чего? Я не согласна!

— Разве похоже, что я тебя спрашивал? — отвечаю девушке и залезаю к ней под плед. — Да ты ледышка!

Под возмущенные возгласы Забавы заставляю сесть ее к себе на колени, ноги поставить на мои и прислониться к груди. Нужно ее согреть, а у нас нет ни воды, ни горячего душа. Баню тоже не натопить.

— Марк, мне неудобно, — смущенно прячет лицо в ладонях. — Блин, мы с тобой знакомы только два дня.

— Поэтому нужно строить из себя недотрогу, а утром проснуться с воспалением легких? — провокационно выгибаю бровь.

— Нет, — вздыхает.

— Ну вот и отлично, — меняю гнев на милость. Наливаю первую порцию, протягиваю ей стопку. — Держи.

Морщится, но берет.

Держит в руках, пить не торопиться.

— Мне самому в тебя влить? — спрашиваю, выпив свою порцию. Горло обжигает, внутри все горит.

— Не надо, — крутит головой в разные стороны. — Мне нельзя пить. Смотри, я предупредила! — С этими словами Забава опрокидывает в себя содержимое стопки. Морщится, куксится, протягивает мне пустую тару назад.