Изо всех сил гоню прочь дурные мысли, а они, сволочи, снова и снова лезут в голову.
Кошмар!
— Рядом. — Машенька говорит настороженно. Но не торопится давать ему трубку.
— Машенька, девочка моя, пожалуйста, дай брату телефон, — почти умоляю ее. Меня не на шутку колотит. — Мне с ним очень-очень нужно поговорить.
— Вот прям очень? — не поддается.
— Сильнее некуда, — клятвенно заверяю ее.
— Хорошо, — меняет гнев на милость. — Паша, тебя, — всовывает брату телефон.
— Алло, — бурчит тот.
— Павлик, это я, Забава, — представляюсь. Вдруг мальчик не понял, с кем говорила его сестра.
— Забава? — Голос Паши тут же меняется, он полон надежды. — Ты когда приедешь? Мы тебя ждем, — обиженно сопит. Я даже на расстоянии чувствую его страх.
— Павлик, хороший мой, помоги мне, пожалуйста, — прошу малыша. — Сходи на второй этаж, включи во всех комнатах свет.
— Зачем? — интересуется мальчик.
— Хочу проверить, как далеко видно ваш дом, — пытаюсь переиграть все в шутку. Малыши не должны знать, что им угрожает опасность. А она угрожает! Ведь дети, по сути, в доме одни. — Помнишь, я рассказывала про маяк? Что он помогает кораблям не напороться на рифы и землю, а еще освещает путь?
— Помню, — отвечает.
— Давай поиграем в смотрителя маяка, — предлагаю с энтузиазмом. — Ты сейчас зажжешь свет во всех комнатах и покажешь мне, где наш маяк.
— Давай! — тут же соглашается. Выдыхаю.
Выхожу из такси и принимаюсь озираться по сторонам. Всматриваюсь в темноту, ведь она уже наступила.
— Дура! В машину вернись! — ругается водитель. — Замерзнешь!
Игнорирую. Продолжаю искать огни, ведь дом где-то рядом. По навигатору ехать оставалось чуть-чуть.
Порыв ветра закручивает хлопья снега вокруг меня, продирает насквозь. Блин, ничего не видно. В машину нужно вернуться, там тепло.
К тому же, таксист запросил помощь и сейчас к нему едут его товарищи. Скоро нас вытащат отсюда. И увезут. Назад.
Нет-нет-нет! Я не могу поехать в город! Мне нужно в дом Марка. Там дети одни!
Щурюсь, закрываю рукой в варежке лицо и продолжаю всматриваться в открытое пространство. Вдруг вижу, как загорается свет.
— Я вижу! — кричу счастливо в трубку. — Я вижу вас! — чуть ли не прыгаю от радости. — Павлик! Ты молодец!
Распахиваю пассажирскую дверь, беру сумочку и пакет с уже остывшей выпечкой.
— Спасибо, что подвезли, — заявляю ошарашенному водителю. — Сумму с карты спишите. Мне пора, — и захлопываю дверь.
— Дура! Куда ты? Там ночь! Там медведи! — кричит мне вслед мужчина. — Замерзнешь! Умрешь! Ой дура! Волки сожрут же тебя!
— Не сожрут! — кричу ему, делая очередной шаг и снова проваливаюсь в сугроб. — Я костлявая!
— Вернись! Пропадешь! — продолжает возмущаться.
— Не пропаду! Мне нельзя! У меня дети! — оборачиваясь, снова кричу мужчине, а затем разворачиваюсь и иду прочь.
Таксист врубает дальний свет фар, освещает мне дорогу так, как может. Мысленно его благодарю.
Ноги вязнут в сугробах, за день намело будь здоров. Холодно. Моя обувь, да и вся одежда в принципе не предназначены для подобной погоды. Вся трясусь. Хорошо, что варежки и шапка есть, иначе был бы полный кошмар.
Свет фар заканчивается. Достаю сотовый, включаю фонарик и продолжаю путь.
Зубы стучат. Не знаю от холода или от страха, или от одного и второго вместе. Да и плевать!
В доме дети одни, снег валит. Если не сейчас, то потом и вовсе до них не дойду.
Перед глазами яркими огнями горят окна в доме Марка, он для меня сейчас как маяк. Иду на свет.
Где-то вдалеке воют волки, ужас пробирает до костей. Оглядываюсь, но такси уже нет. Его вытащили, и водитель уехал в город.