Мирта мечтала не только о студии, но и об уроках у маститых художников в Маринбурге. И может, со временем ей удалось бы получить заказ у самой принцессы. В общем, в компании Теодора можно было мечтать и быть собой, в компании «названных» подруг, теток и душеправительницы полагалось играть роль и быть полезной клану Готтендамеров.

– Надо искать убежище, – сказала Мирта и, откашлявшись, повторила фразу, уже громче. Проклятый голос, он бывал таким писклявым. Недаром мать советовала ей молчать и во всем полагаться на старших родственниц, подруг и сопровождающих.

Компаньонки не обратили на нее внимание, продолжив обсуждать моду во дворце Герцога. Кларисса с тетками считали, что кружева уже не популярны, тогда как Клементина яро отстаивала кружевные украшения и особенно фриволите.

– Мы застрянем, – повторила Мирта, уже не стараясь казаться громче. Ее никогда не слышали. Как же не хватало карандаша в руках. Спать так рано она не любила, и девушка принялась разглядывать собственное отражение в стекле.

Снаружи кареты – на всех четырех сторонах, и внутри салона зажгли свечные фонари. Из темнеющего окна на Мирту глядела уставшая девушка с убранными в высокую прическу светлыми, почти белыми волосами, глазами цвета хмурого дождевого неба и впалыми скулами. Пожалуй, она перестаралась с диетой – кушать хотелось постоянно. На последней примерке свадебное платье, которое уже везли с собой, стало широким в талии. А еще у Мирты был маленький рот, который ей всегда старались увеличить – чертили толстую обводку вокруг губ, которая лично ее приводила в ужас. Портрет, отправленный герцогу, был именно с такой обводкой, что тому очень понравилось. В обмен на свободу Мирта была готова терпеть любой макияж. Правда, ей удалось уговорить Клариссу разрешить ей путешествие без косметики, хотя накануне не обошлось без других неприятных процедур – выщипывания волос с рук и ног, отбеливания кожи и упражнений на растяжку и гибкость. Что касалось макияжа и причесок, то тетки везли целый чемодан косметики, который, по словам Клариссы, должен был превратить ее в фею. Сейчас был редкий момент – она смотрела в отражение на собственные веснушки, которые ей всегда тщательно замазывали.

Накануне приезда в Маринбург они должны были остановиться в придорожной гостинице, которую родители выкупили полностью на весь день. Там Мирте предстояло превратиться в красавицу. Она не считала себя дурнушкой, но, по мнению родителей и родни, ей не хватало изюминки, которая была, к примеру, у старшей и младшей сестер. Мирта была обычной миловидной блондинкой, каких хватало в Ливонии, что очень расстраивало ее мать – все дочери Алисии должны были быть особенными. Поэтому Мирте часто рисовали родинки на лице и приклеивали уши к черепу, чтобы они не так торчали. Ощущения были ужасные. Мирте свои уши нравились, но вот незадача – они не нравились всем окружающим. Впрочем, она искренне надеялась, что герцогу будет не до ее ушей, да и вообще, пусть его больше интересует ее наследство, чем она сама. Он получит деньги, она свободу, и все будут счастливы.

До Нового года оставалось три дня, вернее, два, учитывая, что этот уже догорал. Когда-то давно Мирта радовалась елке, свечам, подаркам – она ждала чуда, но сейчас вся атрибутика стала казаться такой же фальшивой, как мишура на новогоднем дереве. Украшенная ель стала местом, где было положено принимать гостей и на фоне которой всегда ставили такую же наряженную Мирту. Подарки ей перестали дарить примерно с того же года, когда ее впервые нарядили как взрослую. Родители считали, что Мирте и так всего дарят достаточно (и это было правдой), чтобы еще тратиться на Новый год. Она получала подарки каждый день по поводу и без – по большей части от женихов, которые все еще надеялись добиться расположения ее родителей. Что до чудес, то Мирта перестала верить в них с тех пор, как взяла кисть и обмакнула ее в краску. Чудеса давно творились на бумаге, а не в ее жизни.