– Здрасти, – сказал один из них. – Мы погреемся? На улице люто холодно.
– Да и неуютно с трупом-то в одной лодке, – передёрнул плечами рулевой.
– Да уж, трудно назвать место уютным, если оно с мёртвым телом, – пробормотал Плеханов. – Если хозяин помещения не против, проходите, грейтесь. Гоша, пошли притащим сюда спасательную экспедицию, – следователь посмотрел на Эмму. – Ах, совсем забыл. Настасья Семёновна, там же ещё один труп осмотреть нужно.
– Да вы издеваетесь! – взревела женщина. – Сейчас же вызывайте какие-нибудь дополнительные силы, а то нас здесь всех, невзирая на звания и принадлежность, положат.
– Спокойно, спокойно. Это труп собачки, – чуть понизив голос на последнем слове, сказал следователь и со стороны показалось, что он будто стал уменьшаться в размерах под пристальным взглядом судмедэксперта.
– Собачки? – прошипела она, морща гармошкой кожу высокого лба.
– Ну да, – несколько заискивающе улыбнулся Плеханов. – Там у дома Эммы собачка лежит, я бы хотел понять причину скорой кончины животины. Я понимаю, что вы вряд ли часто в своей жизни трупы животных рассматривали, но, так сказать, общий осмотр нужен.
– Я напишу на вас рапорт, – сухим голосом сломала образовавшуюся тишину женщина и, рывком надев шапку, сказала: – Ну, пошли.
– Эмма, вам придётся с нами пройти, показывайте где и что, а то заплутаем в этой пурге. А ты, – обратился он к криминалисту, – Павел, здесь будь, надеюсь, тебе работы там пока что нет, – и, повернувшись к притихшим в углу санитарам, добавил: – Братцы, а на вас непосильная задача: всех сюда впускать и никого не выпускать. Пусть на виду все будут.
– Сделаем, – поведя могучими плечами, сказал высокий детина и, тяжело поднявшись, пошёл к двери. – Не беспокойтесь, мимо меня только мёртвые проскакивают. И те в последний путь, – мужчина оглушительно захохотал и сел на лавку поближе к двери.
– Эмма, – тихо поманил к себе девушку Майк. – Какая собака? Твой Паскаль?
Эмма лишь медленно покивала в ответ и потянулась вслед за исчезающими в густой снежной завесе людьми.
Возле берега, над клокочущей в холодном кипении волн воде, летала прозрачная завесь снежного покрывала, оно обрывками падало в воду и тонуло в беззвучной попытке хоть на секунду задержаться на поверхности, заворожить прозрачную толщу, накинуть ледяное лассо и затянуть петлю, чтобы подчинить себе эту стихию на долгие морозные месяцы.
– Где живёт Иконников?! – прокричал, перебивая монотонный речитатив ветра, Плеханов.
– Там! – глубже зарываясь в шарф, Эмма тыкала пальцем в сторону. – Сейчас ельник пройдём, и там почти сразу дом его стоит.
Густая лесопосадка чуть приглушила беснующееся ненастье, дышать стало легче, и Плеханов, покачав головой, развернулся к идущему возле него оперативнику.
– Гоша, как-то мне здесь становится тревожно.
– Только сейчас? – сложил брови домиком молодой человек.
– Не хами, – Плеханов вздохнул и вдруг добавил: – Погоди, что-то я в баре рыбака не заметил?
– Там он. Пыхтит, объяснительную мне пишет. Я его полностью опросить не успел.
– Слушай, а когда вы подошли туда, створка-то открыта была или закрыта? Воротная?
– Вроде как закрыта. Да, точно закрыта, – утвердительно покивал Гоша. – Эмма ещё сказала, хорошо, что починили, а то ветер такой точно выгнул бы. А что?
– Да так, стадо мыслей гоняю. Ну, куда нам? – обернулся он к Эмме.
– Вот же дом, – показала Эмма приземистое здание, выступающее углами из кокона вьюжной метели.
Поднявшись первым на пологое крыльцо, Плеханов хотел постучать, но потом поняв, что в таком шуме его никто не услышит, потянул на себя дверь, но створка была надёжно прилажена к проёму и не поддалась на протяжное усилие.