— Нормально дела не смогла передать, – прошипела Вера. — Из-за тебя все! Позлорадствовать пришла?

— Уволиться пришла окончательно. Скажи Никите Борисовичу.

— Нет! Занят он!

Вот вредная. С первого класса такой была.

Мы могли бы спорить до бесконечности, но Лиза решила все за нас обеих. Позабыв про то, что я сказала, что мы не к Борису Ефимовичу, она открыла дверь в директорский кабинет, и пролепетала:

— Деда Боря, мы с мамой к вам… ой!

— Привет, Лизавета, – услышала я низкий, полный предвкушения, от которого у меня внутри все перевернулось, голос. — Позови, пожалуйста, свою маму. И заходи сама, в приемной я тебя не оставлю. Некоторым не то что ребенка, канцелярию нельзя доверить!

Вера сжала кулаки, а я чуть не рассмеялась. Никита Борисович та еще изысканная сволочь, но хоть не мне одной этот подарочек достался. Я подмигнула Вере, и вошла в кабинет, а затем прикрыла дверь.

— Здравствуйте, я за расчетом, – сказала я, и удивилась – куда делся красавчик, которого я запомнила?

За директорским столом сидел помятый, измотанный мужчина, который явно не спал несколько дней. И в глазах его непрозрачный, тяжеловесный упрек, адресованный мне.

Лиза оббежала директорский стол, и подпрыгнула, заглядывая чем таким интересным занят Никита свет-Борисович.

Подозреваю, что ничем интересным. И вряд ли чем-то полезным.

— Лиза, – я покачала головой, намекая, что недовольна ее любопытством, которое Борис Ефимович поощрял, а от этого хама я ничего хорошего не жду.

— Вот. Дяденька, – дочка подергала Никиту, отвлекая его с меня на себя. — Нате!

Теперь уже я сама подошла к столу, и с любопытством посмотрела, что такое пытается вручить Никите моя Лиза.

Ну разумеется! Лиза в своем репертуаре. На ее ладошке лежала слегка помятая из-за того, что подтаяла, конфета в серебристой фольге.

— Спасибо, зайчонок, – Никита произнес это неожиданно тепло, хоть и устало. Взял конфету, а затем поправил моей малышке локон, заправив его за ухо.

— В следующий раз побольше принесем, – серьезно пообещала дочка. — А где деда Боря?

— Лиз, я тебе говорила. Он здесь больше не работает. Иди сюда, – я поманила дочку, и через пару секунд усадила на небольшой диван, с одной стороны заваленный документами. — Итак, – я подошла, села напротив Никиты, — я за расчетом и документами.

— Возвращайся. Хватит уже, не найдешь ты работу, – он потер глаза, и мне на секунду стало жаль этого бестолкового мужчину – это ж надо за такой короткий срок так себя угробить?!

А затем мое сочувствие улетучилось. Вспомнила предыдущие дни, в которые бегала с собеседования на собеседование, и чувствовала себя неудачницей. Пока не поняла в чем дело.

— Вы даже не скрываете, что приложили к этому руку?

— Не скрываю, – нагло заявил Никита, развернул конфету, и отправил себе в рот.

Зажмурился аж от удовольствия, вы посмотрите на него!

— И не стыдно вам?

— Ни капельки, не стыдно. Ты мне самому нужна. Возвращайся уже, иначе меня за убийство посадят, – он кивнул на дверь. — За убийство временной секретарши. Я уже близок к тому, чтобы взять грех на душу. А виновата ты будешь.

— Я, если посмотреть, вообще во всем у вас виновата! – искренне возмутилась я.

— Так и есть, – Никита хмыкнул. — Французы говорят: «Шерше ля фам». В любых происшествиях так или иначе виноваты женщины. Очень жизненно.

— Очень несправедливо. Совести нет ни у вас, ни у французов, – я не знала, смеяться мне или злиться.

Организовал мне волчий билет, и даже не скрывает. Я в шоке от этого мужчины!

— Совести у меня нет, Надя. И нормальной секретарши тоже. Вернись, пожалуйста, не могу я больше, – взмолился он. — Проси, что хочешь, на все готов!