.

Заметим еще, что декадентство может стать масштабным явлением лишь в обществе, которое само свое существование воспринимает как гарантированное. У небольших греческих городов-государств не было предпосылок для этого. Там и тогда, где и когда ближе всего к этому приблизились – в Афинах V века[21], – там же ближе всего подошли к декадентству.

Иное дело Рим, ставший господствовать над всем Средиземноморьем. В Риме декадентство начинается с Луция Корнелия Суллы (138–78 годы до н. э.). С того самого – храбреца, непобедимого полководца, узурпатора, тирана, садиста. Сулла не был тем юношей, который нуждался в совете «Никому не сочувствуй, сам же себя полюби беспредельно»; он и без того прожил свою жизнь так и ничуть того не стеснялся. Он был интересен сам себе и, словно лирический поэт, преобразовал этот интерес в общественно-культурное явление. Он был первой раскрепостившейся личностью среди римских политиков, позволял себе то, что и помыслить не смели другие. Скажут: «Неудивительно – он был первым римским полководцем, поведшим легионы на родной город!» Это верно и существенно, но это о практической политике, личных амбициях, личных обидах, личной бессовестности. Это не о пространстве жизни идей и жестов.

Вот где декадентство Суллы: на его многочисленных трофеях в нашей земле, как свидетельствует уроженец греческой Беотии Плутарх, написано: «Луций Корнелий Сулла Любимец Афродиты» (Plut. Sull. 34). Немало и других свидетельств на это счет. Когда Дарий Великий настойчиво провозглашает в своих надписях: «Ахурамазда мне помог», то это не культурный жест и не эксгибиционизм, а сознательное стремление внушить тем, кто еще не понял, что с таким царем не стоит связываться. Сулле же, великому воину, помогает Венера, а не Юпитер или Марс! Того же рода его настойчивые притязания, возведенные даже в статус официальных, что он – Счастливчик (Felix). Не считаясь с традиционными добродетелями, он регулярно подчеркивает, что в его ослепительной карьере счастье сыграло большую роль, чем расчет и доблесть. Великий полководец призывает нас верить, что он «больше одарен счастьем, чем военными способностями» (Plut. Sull. 6).

Стоит, конечно, учесть, что подобные заявления ему не вредили, поскольку по античной логике счастье указывает на благосклонность богов. Однако по всем контекстам видно, что дело тут не в расчете, а в подкрепленном расчетливой интуицией удовольствии порисоваться и покрасоваться. Показательно, что львиная доля такого рода заявлений восходит к «Воспоминаниям» Суллы. Отнюдь не лаконичным – в 22 книгах. Сохранись они – составили бы в современном издании по меньшей мере пухлый том[22]. Писал их Сулла, когда уже всего добился и формально даже отошел от дел. Не приходится сомневаться, что в них было много самовосхваления; но сохранению его власти они служить не могли, это для удовольствия автора, который с увлечением говорит не только о своем счастье, но и о своей внешности – необычном золотистом цвете волос (Plut. Sull. 6). И еще: это в XX веке любой неленивый маршал или генерал, а также многие бывшие руководители государств садились писать или диктовать мемуары; но для римского государственного деятеля писать автобиографию было делом несолидным, Сулла был одним из первых, кто позволил себе это.

Все же не первый. У римской автобиографии несколько неожиданный основатель. Это Марк Эмилий Скавр, написавший «О своей жизни» в трех книгах. Он был знатного рода и гордился своей блестящей карьерой: консул (115 год до н. э.), цензор (109 год до н. э.), на протяжении многих лет председатель сената. «Великий старик нашей партии лучших людей», – почтительно отзывается о нем Цицерон. «Особенно великий по части корыстолюбия», – заявляет Саллюстий, представитель народной партии. Прав или нет Саллюстий, за Эмилием Скавром не числится ни единого значительного деяния, и чем были заполнены три книги его автобиографии, сказать трудно – сохранились лишь жалкие фрагменты. Вполне возможно, что, преисполнившись чувства собственной важности, Скавр решил, что он не менее достойный предмет для сочинения, чем греческий государственный деятель Арат из Сикиона, чья приобретшая известность автобиография появилась в конце III века. Сулла унаследовал от Скавра не только литературный инструмент самовосхваления, но и жену: она была из клана Метеллов, самого могущественного в римской политике того времени.