Оказавшись перед грядой каких-то странных дюн, англичане попали на песчанной равнине под смертоносный огонь зениток, уже прозванных к тому времени убийцами танков. Эффект оказался еще более разительным, нежели под Аррасом. И что самое странное – учениками оказались все те же нерадивые и ничему не научившиеся англичане.
– Господин фельдмаршал, – услышал он в трубке голос дежурного офицера связи, – вам срочная шифрограмма из Берлина, из штаба Верховного командования Вооруженными силами, за подписью начальника штаба Кейтеля.
– Что там еще? – с хрипотцой в голосе прорычал командир корпуса. – Неужели там все еще помнят, что по африканским пустыням бродит со своими оборванцами некий фельдмаршал Роммель?
– Работают шифровальщики, господин фельдмаршал, – услышал офицер связи только то, что ему положено было слышать. – Через десять минут я вручу вам текст радиограммы.
Он действительно появился через десять минут, а вручая радиограмму, поздравил фельдмаршала с повышением в должности.
– Каким еще, к дьяволу, повышением? – удивился Роммель. Но офицер связи был прав. В радиограмме говорилось о том, что ему приказано принять командование группой армий «Африка», в которую вошли все имевшиеся в Северной Африке германские части. Вернее, все то, что от этих частей осталось.
Офицер уже попросил разрешения уйти, однако фельдмаршал резким тоном приказал ему подождать и карандашом, прямо на приказе Кейтеля, размашисто начертал: «Принимать командование группой армий “Африка” отказываюсь, в связи с тем что сформировать данную боеспособную группу из тех сил, которые имеются сейчас в Африке, невозможно. Командующий Африканского корпуса фельдмаршал Роммель»[21].
– Идите и немедленно передайте в штаб Верховного командования, с меня этого африканского ада достаточно.
– Вы отказываетесь выполнить такой… прекрасный приказ, господин фельдмаршал? – даже сквозь африканский загар проступила бледность на лице майора.
– Из этого еще не следует, что вы имеете право не выполнить мой приказ, любезнейший. Кругом! Шагом марш!
Оставшись наедине, Роммель в порыве отчаяния влил в себя оставшиеся полбутылки вина и, не почувствовав ни опьянения, ни хотя бы утоления жажды, вновь откинулся на спинку кресла. Уже пребывая в позе крайне истощенного человека, фельдмаршал нащупал кобуру с пистолетом и, достав из нее свой именной «вальтер», выложил его на стол перед собой.
Минут пятнадцать он просидел в каком-то полузабытьи, ничего не ощущая, ни о чем не думая и почти ничего из того, что происходило сейчас вокруг него в реальной жизни, не осознавая. Это было прощание с жизнью, в которой он, как вечный солдат, как полководец, сделал все возможное, чтобы мир этот стал еще более ожесточенным, еще более кровавым и страшным, нежели он был до него.
«Так, может, действительно застрелиться? – спросил он то ли самого себя, то ли лежащий перед ним «вальтер». – И каков в этом смысл? Хочешь, чтобы сволочные медики констатировали, что ты пустил себе пулю в лоб в состоянии сильного опьянения? Как и Наполеон, ты прибыл в Африку, по существу, из Франции. Однако он ушел отсюда хотя и разбитым, но непобежденным. Ушел, чтобы стать императором. А тебя даже переправлять в Германию не станут, а зароют где-нибудь посреди Ливийской пустыни, как труса и предателя. Так стоило ли ради такого бесславного конца проходить такой славный и мужественный путь?»
Конец ознакомительного фрагмента.