Мы сидели за столом около витрины с мясом и да, вы прочитали все правильно: ВИТРИНЫ С МЯСОМ. С этих мест открывается великолепный вид на первосортные куски мяса, так что можно просто указать пальцем на тот, который хочешь съесть. На троих мы заказали, наверное, фунтов двадцать стейков, которые нам принесли с тремя фунтами хрящей в придачу и несколькими томатами. Я поглотила примерно половину от этого и мгновенно стала завсегдатаем заведения «Tony’s». Каждый раз, когда я возвращалась в ресторан, я говорила им, что хочу сесть за мясной столик.

И хотя я всегда любила красное мясо, я обычно не вхожу в число тех хищных монстров, которые указывают поварам на понравившиеся куски плоти, прося их приготовить, а потом пожирают их, заедая помидорами. Но регулярное катание на лыжах пробудило во мне зверский аппетит. Я поймала свой ритм в Барилоче, а также узнала, что для поддержания его мне необходимо высококачественное калорийное топливо. Я не могу знать этого наверняка, но почти уверена, что именно «аппетит к жизни», который я продемонстрировала друзьям в тот вечер, стал причиной, по которой мы с Питом подружились.

Мы с ним катались вместе почти каждый день на протяжении того месяца: с момента открытия подъемников утром и до их закрытия вечером. Бо́льшую часть времени мы проводили на Сьерро-Катедраль, большом курорте, расположенном примерно в тридцати минутах езды от Барилоче. Крис присоединялся к нам там примерно раз в неделю. У него была другая повестка дня – предполагавшее затворнический образ жизни и уединенное исследование гор, окружавших Катедраль.

Нам с Питом потребовалось всего несколько дней, чтобы выработать основную последовательность действий – которую мы в попытке полностью погрузиться в испанский называли нашей «рутин-о». Каждое утро я просыпалась в 7.20, делала завтрак, варила исключительно крепкий кофе и разогревала маленькие мышцы подошв ступней мячом для лакросса, который прихватила с собой как раз для этой цели. В 8.00 я хватала свой рюкзак, вешала себе на плечо лыжи и ботинки и шла за угол на автобусную остановку. Пит поджидал меня там, приветствуя мое появление широкой улыбкой и зажженной сигаретой, торчавшей из уголка рта.

«Доброе утречко, chica, – говорил он, а затем, указывая на сигарету, добавлял: – Раз уж мы в Аргентине».

Когда приезжал автобус, мы запихивали себя и свое снаряжение внутрь, где уже находилось человек пятьдесят, а то и больше аргентинцев, ехавших на работу, и горстка лыжников, направлявшихся на гору. Пока автобус трясся по дороге, наши умы занимала одна-единственная мысль: как бы остаться в вертикальном положении и удержать свои вещи. Но как бы мы ни старались, время от времени какой-нибудь элемент экипировки взлетал в воздух, словно в наших руках детонировала какая-то лыжная бомба. По приезде на курорт мы выгружались из автобуса и затем локтями прокладывали себе путь через толпу людей, собравшихся в кучу – вместо того, чтобы встать в очередь – у стартовой точки подъемника. В Южной Америке каким-то образом получается так, что толпа людей распределяется быстрее, чем организованная очередь.

У меня на самом деле очень неплохо получалось пробивать себе дорогу, поскольку я быстро поняла, что ключевой момент здесь – избегать зрительного контакта с другими людьми, притворяясь, будто тебе совершенно не жалко своих лыж, которые губило твое твердое стремление протащить их через любые препятствия на пути. Это было сродни тому, чтобы припарковаться в очень узком месте и даже глазом не моргнуть от того, что в процессе ты многократно притер машины по обеим сторонам от своей. К сожалению, в тот самый момент, когда мы так нуждались в проявлении ДНК Кита Ричардса, Питом овладела Кэрол Брэйди. И он вел себя слишком вежливо. Я всегда пробивалась в первые ряды, но лишь для того, чтобы потом ожидать Пита, прокладывавшего себе путь через толпу своими «пожалуйста» и «спасибо».