Когда ангел выходил из церкви, дьявол царапал записки на длинных полосках бумаги. Поскольку мать запретила всякое общение с семьей Фуше и поскольку Эжен имел привычку рыться в столе Виктора, влюбленные переписывались шифром:
Dimanche 4 – à 12>h>1/>2 (récip>t)s s sa m. d.l.b.{229}
Это означало, что Адель видели в воскресенье, 4 февраля 1821 г., в половине первого, об руку с матерью, в церкви Сен-Сюльпис, и она переглянулась с Виктором. Для человека, «в чьей голове теснится двадцать страниц, прежде чем его перо напишет одну строку»{230}, то была болезненно сжатая форма выражения. Иногда записки перемежались отрывками стихов или загадочными изречениями, которые удивили бы поклонников «ангела Виктора»: «Хотел бы я, чтобы был Бог, тогда я мог бы богохульствовать», «Ограбление старьевщика», «Рандеву у эшафота»{231}.
Месяц спустя плотину прорвало. Гюго нашел идеальное средство для тайных посланий – роман, действие которого происходит в Норвегии XVII века. Роман назывался «Ган Исландец» (Han d’Islande). Подразумевалось, что его до конца поймет только один человек – не раздосадованный Стендаль, которому пришлось писать отзыв на первое издание (февраль 1823 года) в английской прессе: «Самый необычайный и чрезвычайно ужасный плод больного воображения, какой когда-либо леденил кровь и вызывал бледность у любителей любовных романов»{232}, – каламбурил он. Для Гюго «Ган Исландец» стал выпускным клапаном, результатом приложения «необходимости, чтобы дать выход определенным мыслям, которые подавляли меня и которые не способен вместить французский стих». «Ган Исландец», как он признавался Адели, – это roman à clé{233}, «роман с ключом», в котором за условными персонажами угадывались реальные лица. Такой роман может считаться своего рода словесным эквивалентом тайному визиту в ее спальню. Героиня, Этель Шумахер, – это Адель Фуше, а герой, Орденер Гюльденлев, барон де Торвик (зашифрованный «Виктор»), – «не я, какой я есть, но я, каким мне хотелось бы стать».
Как и следовало ожидать, роман в центре повествования был бурным. Отца Этель обвинили в измене, и вице-король Норвегии посадил его в тюрьму. Сын вице-короля Орденер влюбляется в Этель и решает доказать, что ее отец невиновен. Идеализированный Гюго обладает изяществом и цветом лица молодой девушки; серьезный и самоуверенный, он смеется над суевериями, но не вовсе нечувствителен к сверхъестественной ауре дикой природы. Этель, несмотря на частые уверения в собственной заурядности, – возвышенная романтическая фигура в черном крепе и белом газе, меланхоличная, чувственная и аппетитная: «Ее глаза и длинные волосы были черными (очень редкий вид красоты на Севере). Лицо ее, поднятое к небу, казалось, горит исступленным восторгом, а не охвачено раздумьями. Она казалась девственницей с берегов Кипра или полей Тиволи, одетая в причудливые вуали одного из персонажей Оссиана и простертая перед деревянным крестом и каменным алтарем Иисуса Христа»{234}.
Живая антология, прочно привязанная к Франции 20-х годов XIX века. В «Гане Исландце» сочетаются античность, кельты и христиане. Фон, на котором развиваются события, можно назвать скандинавским Средиземноморьем. В вымышленном Париже, полном темниц и фьордов, Торвик Гюго наконец обретает свой путь: «„Моя обожаемая Этель… скажи, ты любишь меня?“ Он устремил свой пылающий взгляд на ее заплаканное лицо. Ответа девушки не было слышно, ибо Орденер, в порыве страсти, сорвал его с ее губ».