Любой подлинно логический разум приходит к этой точке. Эйнштейн умер мистиком – он был в большей степени мистиком, чем все ваши так называемые мистики, потому что, не попытавшись пройти путем рассудка, вы никогда не сможете глубоко войти в мистицизм. Вы не узнаете, где границы. Я встречал мистиков, которые, рассуждая о Боге, выдвигают целую логическую концепцию, приводят доводы, обоснования. Были такие христианские мистики, которые пытались «доказать» существование Бога. Какой абсурд! Если даже Бога возможно доказать, тогда уже нет ничего недоказанного, но недоказуемое – это и есть источник.

Тот, кто испытал нечто божественное, не будет пытаться его доказать, потому что сама попытка доказать говорит о том, что он еще не соприкоснулся с изначальным источником жизни – который недоказуем, который просто невозможно доказать. Часть не может доказать целое. К примеру, моя рука не может доказать мое существование. Моя рука не может быть больше, чем я, она не может охватить меня. И глупо даже пытаться. Но если рука сможет полностью охватить себя, полностью познать себя, этого будет более чем достаточно. Как только она познает себя, она также узнает о том, что она связана с чем-то большим, с которым она составляет единое целое. Она существует благодаря тому, что существует это «большее».

Если я умру, моя рука тоже умрет – она существует только благодаря мне. Целое остается недоказанным, познать можно только части. Мы не можем доказать целое, но мы можем его почувствовать. Рука не может доказать мое существование, но она может его почувствовать. Она может глубоко исследовать себя, и когда она дойдет до самой глубины, до основания, там буду я.

Так называемые мистики и религиозные люди, которые боятся рассудка, логики, доводов, на самом деле боятся самих себя. Каждый довод, направленный против них, может породить в них внутренние сомнения, может помочь их внутренним сомнениям проявиться. Они боятся самих себя.

Христианский мистик Тертуллиан говорит: «Я верю в Бога, потому что не могу его доказать. Я верю в Бога, потому что в него невозможно поверить». Так рассуждает настоящий мистик: «Это невозможно, и поэтому я верю». Если бы это было возможно, тогда не нужно было бы верить. Это стало бы просто концепцией, общим представлением.

Вот что для мистиков всегда означала вера – не что-то интеллектуальное, не концепцию, а прыжок в невозможное. Но в невозможное, в таинственное можно прыгнуть только в том случае, если вы подошли к самой грани рассудка, не раньше. А как иначе? Только когда логические возможности рассудка полностью исчерпаны, вы можете прыгнуть – когда вы подошли к той черте, через которую рассудок переступить не может, и все же за ней что-то есть, когда вы знаете, что рассудок не может сделать ни единого шага дальше, и все же «дальше» что-то есть. И даже если вы решите остаться в пределах рассудка, теперь вы узнали, что у него есть границы. Теперь вы знаете, что существование выходит за пределы рассудка, поэтому, даже если вы не переступаете этих пределов, вы становитесь мистиком. Даже если вы не совершаете прыжок, вы становитесь мистиком, потому что вы кое-что узнали, вы встретились с тем, что не доступно рассудку и логике.

Все, что способен познать рассудок, вы познали. Теперь вы подошли к тому, что рассудок не способен познать. Если вы совершите прыжок, вам придется оставить рассудок позади – вы не можете прыгнуть вместе с рассудком. Это и есть вера. Вера не против рассудка, она вне его. Она не антирациональна, она иррациональна.