– А разве не похоже? – спрашивает Ника.

– А если это дом с привидениями, – старается перекричать грохот Лёва, – скажи мне, зачем здесь колючка поверх ограды?

– На всякий случай? – предполагает Гоша.

Марина молчит.

Это клетка, думает она, оно было в клетке, а теперь мы открыли ее.

– Нет, это не случайно, – говорит Лёва. – Колючка – потому что этот дом охраняют. Или – охраняли когда-то.

– Дома с привидениями никто не охраняет, – говорит Ника.

– Да, – кивает Лёва, – вот поэтому здесь и нет привидений. Этот дом охраняли, потому что здесь проходит Граница.

– И сейчас мы ее открываем! – кричит Гоша и ногой сшибает магнитную свечу.

Но уже поздно: дощатый пол внутри круга вспухает, как огромный деревянный нарыв, – и лопается, щепки летят во все стороны, как брызги прорвавшегося гноя. Одна из них втыкается Нике в щеку – крик, на коже проступает несколько капель крови.

Волдырь лопается, столб зеленоватого света бьет в потолок, и вот внутри столба уже проступают слабые очертания.

Ника кричит где-то рядом, но Марина смотрит во все глаза, как постепенно гаснет зеленоватый свет, неясный контур обретает плоть, призрак – тело, и вот кто-то стоит внутри мелового круга, с трудом балансируя на краю образовавшегося провала.

Худощавый, мускулистый, со светлыми, падающими на глаза волосами, чуть выше Марины ростом, в белой футболке и синих джинсах.

Первый мертвый, которого она видит в жизни.

На его лице – смятение. Он разлепляет бледные губы, слова мертвого языка отдаются тихим шелестом, потрескиванием досок, шорохом по углам.

Лёва и Марина сразу понимают – да тут и переводить нечего, все ясно!

Мертвый протягивает к ним руки и говорит:

– Спасите! Умоляю, спасите меня!

И, услышав это, Марина замирает – но не от слов, а от голоса: ломающегося, нетвердого, неуверенного.

Не голос взрослого – голос мальчишки.

Розе Борисовне не спится. Луна светит сквозь занавески огромным, круглым глазом. В тишине квартиры часы тикают так громко, что, кажется, сейчас всех разбудят: Сонечку, Феликса, Лёвушку, Шуру.

Но нет – все спят. Одна только Роза Борисовна не спит. Смотрит в темноту, слушает ночь.

Ночь совсем не изменилась за семьдесят лет. Всё как в детстве: перевернешь подушку холодной стороной вверх, лежишь, слушаешь, как тикают в тишине часы, смотришь, как светит сквозь занавеску луна.

Какая луна была в Майбаде, вспоминает Роза Борисовна, круглая, огромная, волшебная! Словно космический корабль плыла она над пустыней, лишь иногда отражаясь в мелкой воде арыка.

Когда они с Мариком и маленькой Сонечкой приехали в Майбад, Розе сразу полюбился этот арык. Кругом шум, крики, жара, все на нервах, женщины рыдают, мужчины кричат, дети плачут – и только вода неспешно течет меж двух обсаженных деревьями берегов. Роза тогда решила: как-нибудь обязательно надо прийти сюда, сесть, посмотреть на воду, подумать, помечтать…

Два года прожили они в Майбаде – но, честно говоря, было не до посиделок: дай бог Сонечку прокормить. Хорошо еще, у Марика был нормальный паек – все-таки главный инженер секретного завода, не кто-нибудь! Но, конечно, Роза все равно искала, где бы подработать, – жалко только, работы для нее не было: хлопок собирать она не умела, а мертвые языки – кому они были нужны? Особенно если на дворе война и все мертвое вызывает ненависть и страх.

Не то что теперь! Каждый день, когда Роза Борисовна выходит погулять, она видит школьников, возвращающихся домой, – и у каждого хоть какая-нибудь мертвая вещь: то портфель, то джинсы, то куртка. Хотя бы