Мне и в голову не пришло такое, потому что это выходит за пределы разумного. Отправить ни о чём не подозревающую меня на смотрины в другой конец страны – это… с ума сойти! Коварный замысел двух старых подруг. Ради чего? Чтобы сунуть нос в чужие дела? Или чтобы сблизить две семьи, которые раньше… что? Поругались, а теперь хотят через нас помириться?

Артём либо знал, либо догадался о задумке бабушки и Галины Максимовны, поэтому и злился с первой встречи. Наверняка решил, что я в курсе дела и имела наглость заявиться к нему на смотрины. В ботинках с ромашками. Хорошо хоть Тамара Степановна верит, что я не подозревала о подставе, и на том спасибо.

Хотя какое тут может быть «спасибо»? Все они не в себе.

Я понеслась обратно в комнату на такой скорости, что чуть не сбила Антоныча с ног. Терпеть не могу, когда меня с кем-то сводят. Сталкивают лбами, как слепых котят, как дураков, не видящих своё счастье. Любовь нельзя рассчитать и замесить, как тесто. А бабушка со своей из ниоткуда взявшейся подругой обманули меня и отправили на край света, чтобы познакомить непонятно с кем. С грубым мужиком, у которого, к тому же, есть девушка. И ружьё, которое он наставил на меня. А я, наивная, не разглядела подвоха, потому что история Галины Максимовны меня растрогала и потому что… Сахалин, чёрт возьми! Это слишком далеко, слишком нагло и коварно.

Дура, раз не догадалась. Родители наверняка бы заподозрили неладное, отсюда и просьба Галины Максимовны хранить поездку в секрете. Тьфу ты!

Проверив расписание автобусов, я выволокла чемодан на крыльцо. Я уезжаю. Сама. С пересадками. Между прочим, я и не просила Артёма заказывать машину, и платить за комнату тоже не просила. Как и встречать меня у реки, как и селить у соседки, как и смотреть на меня так, как смотрел Артём.

И касаться меня… так.

Ну, бабушка, выдала ты фортель… Родные не раз пытались познакомить меня с чьими-то сыновьями, племянниками и многообещающими коллегами. Молодые люди «случайно» заходили к нам домой, звонили, звали в кафе. Но такого я не ожидала… Сахалин! Спасибо хоть не Антарктика.

Прощание с хозяевами вышло сухим и неловким. Антоныч извинялся за самогон, а Тамара Степановна, покрасневшая и растерянная, что-то мямлила про шанс, который я тоже, оказывается, должна дать Артёму.

Идиотский и наглый заговор трансконтинентального масштаба.

Если умершая родственница оставит вам письмо, будьте осторожны. Шанс, что вы унаследовали спрятанные миллионы, ничтожен, а вот вариант с просьбой, которая разрушит вашу психику, вполне реален. Дело не в Артёме, а в том, что я терпеть не могу, когда мною манипулируют. Какими бы ни были мотивы, это непростительно.

Ругаясь, я волокла чемодан по ухабистой дороге.

Артёма я заметила издалека. Он стоял, прислонившись к калитке. Его плечи поднимались и опускались, выдавая частое дыхание бешенства.

Я бы выбрала обходной путь, но по бездорожью с чемоданом не пройти. Да и стыдиться мне нечего, только если недогадливости. Меня обманули и подставили, а я купилась на слёзную историю и отправилась на край света. Приехала на смотрины с улыбкой на наивном лице.

Вдруг промелькнула мысль, что, возможно, я не первая невеста, которую присылают Артёму с «большой земли». Мне повезло, что он меня не подстрелил.

К горлу поднялась тошнота, и я прижала ладонь к губам, пережидая неприятные ощущения.

Артём не сдвинулся с места, не сказал ни слова, но его взгляд молнией прошил меня с головы до пят. Хотелось высказаться на прощание, очень хотелось. Мы оба пострадавшие в этой истории, я в большей степени, чем он. Он живёт как жил, а меня отправили на Сахалин нарядной посылкой. Однако разговаривать с Артёмом нет смысла, всё равно не выслушает и не поверит. А если поверит, то… какая разница? Я уезжаю и ничего от него не хочу.