– Я жила с ним долгое время, – она прочищает горло. – И я совсем не знала его. Не замечала тревожных знаков. Когда всплыла правда, у меня был шок. Мой муж… он столько лет скрывался под маской.
Замолкает. Ее глаза наполняются слезами. Она зажмуривается, чуть запрокидывает голову назад. Даже на расстоянии могу разглядеть нервно бьющуюся вену между ключицами. Я накрывал эту вену ртом каждый раз, когда натягивал эту гребаную суку на свой член.
– Он больной человек, – выдает она сквозь сдавленный всхлип. – Убийца. Я видела, как он стрелял в мистера Андерсона. Легко. Раз – и все. Будто это вообще ничего не значит. Он совсем не раскаивался.
Я сжимаю прутья решетки. А хотел бы сжать ее горло.
– Бешеный зверь, – шумно втягивает воздух, от чего грудь тяжело вздымается и пуговицы на ее блузке натягиваются. – Он должен сидеть в тюрьме.
Сука. Сука. Сука.
Я блять поверить не мог, что это реально. Когда меня взяли под стражу, она рыдала, обещала быть со мной до конца. А потом сдала по всем гребаным фронтам.
Моя женщина. Моя Царица.
Я наблюдал за ней в зале суда. Молчал. Просто смотрел и скалился. Ярость внутри подавлял как мог. Выжидал.
Когда ее мимо вели – резко вперед подался. Рука как молот между прутьями решетки прошла. Жаль, не дотянулся. Даже пальцами по волосам ее не прошелся. Но я знал шансов мало, просто не удержался.
Она задрожала. Отшатнулась.
Потом охранники ее закрыли собой, увели прочь. Я тогда так и ничего ей не сказал. Просто глазами пообещал. Найду. Где угодно найду чертову сучку.
Я до тебя доберусь.
И вот я здесь.
Пожизненный срок. Я вообще никогда не должен был выйти. Но повезло, обстоятельства удачно сложились.
– Мама… мамочка…
Ее дочка опять здесь. И не одна.
Вика видит меня и застывает на месте. Глаза огромные. Губы дрожат. Лицо белее снега. По ходу сюрприз заценила. Содрогается вся. Струной натягивается.
– Ну здравствуй, Царица, – усмехаюсь я.
Три года прошло, а она совсем не изменилась. Хотя нет. Круче стала. Мои пальцы печет от желания заценить каждый изгиб. Ее грудь тяжело вздымается. Так и манит накрыть ладонью. А потом ниже скользнуть. По талии, по бедрам. Каждую гребаную линию обвести. Оставить печать везде. Содрать с нее все эти тряпки. Ощутить ее голую кожу. Аж челюсти ноют. Во рту слюна копится. Будто дикий зверь на чертову ведьму делаю стойку. В момент.
Хочу ее. Всегда хотел. И сейчас тоже ни хрена не поменялось. Плевать, что было. Ничего мне теперь не важно.
Моя она. Моя! Просто еще сама не поняла.
Я и раньше на ней залипал. Сейчас вообще ведет. Я точно под самой забористой наркотой. Под безумной дозой алкоголя. Взглядом ее лапаю.
Сам не представляю, как еще держусь. И зачем? Тут не надо аппетит нагуливать. Проклятая девка зажигает с одного взгляда. Так у нас давно повелось, с первой встречи.
Я только раз на нее глянул и увяз. Залип крепко. Сам не заметил, как жизнь стала вращаться вокруг этой стервы.
И правда – чего я жду?
Так забавно наблюдать, как она прячет от меня детей. Забирает сына, говорит той светловолосой девчонке, чтобы отвела пацана в дом. Как будто я могу навредить мелкоте.
Мы остаемся наедине.
– Забудь обо мне, – выпаливает она. – Я больше не твоя игрушка.
Блять. Слишком много болтает.
Хватаю ее, притягиваю вплотную к себе. Пусть поймет, пусть прочувствует насколько она “не моя”.
– Повторишь это, когда я тебя возьму.
Содрогается вся. Вырывается.
– Я лучше сдохну!
– Сдохнешь, – ухмыляюсь. – И не раз. Ты будешь подыхать подо мной каждую ночь. Будешь орать. Дрожать. Умолять, чтобы взял опять.