А откуда на мне кровь? Разве меня ранили? Наверное, это папина…

Очевидно, они решили, что чистой мне будет легче воспринять плохую весть. Как только я вымылась и переоделась, меня поманила за собой какая-то женщина с бюваром[2]. Она заговорила о моем отце, в ее речи прозвучали слова «травма» и «инвазивная операция»[3], а также целый набор фраз. В их смысл я не вникала, потому что меня мучил один и тот же вопрос.

Как получается, что я, обладая сверхспособностями, оказалась так беспомощна?

От стеклянной сдвижной двери раздался сдавленный возглас, похожий на французское ругательство. Повернувшись, я обнаружила Гэбриела. Он стоял, зажав руками рот, и смотрел на моего отца. Папа лежал на кушетке и постепенно отдалялся от этого мира.

Я уже собралась съязвить и сказать ему нечто вроде «ты не торопишься». Я ведь отправила ему кучу срочных сообщений! Но Гэбриел убрал руку от лица, и я увидела длинный, ярко-розовый, уже успевший зарубцеваться шрам, пересекавший его щеку. Утром у него раны не имелось.

– Ты как? Что случилось? – воскликнула я. – Джуд постарался?

Мне не хотелось спрашивать Гэбриела, но деваться было некуда. Джуд вел себя спокойно, но я знала, что он нестабилен. Он напоминал мне бомбу замедленного действия… При воспоминании о взрыве, покалечившем моего отца, у меня на глаза опять навернулись слезы.

«Виновата только ты», – пробурчал злобный волк внутри меня.

– Нет, – успокоил меня Гэбриел. – Джуд ни при чем. Но обсудим все позже. Как отец?

Гэбриел прошел в палату, и стеклянная дверь закрылась, скользнув на место.

– Я соврал сестре, что я – его брат, иначе она бы не пустила меня.

– Состояние критическое. Больше мне ничего неизвестно.

Отделение интенсивной терапии оказалось шумным местом. Туда-сюда сновали врачи, однако я ощущала абсолютное одиночество. Толбот так и не появился, хотя обещал заглянуть. Эйприл я решила не звонить – не стоило ее зря тревожить. Связаться с Гэбриелом долго не получалось, а кроме них не было никого, кто мог бы поддержать меня. Ни Дэниела. Ни Черити. Ни мамы.

– Они хотели взять у меня кровь для переливания, но я не стала рисковать. А вдруг я заражу его? Хотя я допускаю, что ошибаюсь. Возможно, надо специально инфицировать его, чтобы кровь вервольфа запустила процесс восстановления.

– А сможешь ли ты простить себя?

Дэниел страдал от воздействия проклятья, прежде чем, предположительно, исцелился. И Дэниел часто говорил мне: он предпочел бы умереть, чем жить со страшной мыслью, что он снова превратится в чудовище. Я бы, конечно, передала папе свою заживляющую силу, но где гарантия, что после выздоровления он останется прежним? И я не знала, что предпочел бы он сам.

– Но, Гэбриел… Меня, псевдовервольфа, которому ничего не стоит убить дракона, переполняет сверхэнергия! А я не могу использовать ее для своего отца.

– Вероятно, это выход… – неуверенно произнес Гэбриел. – И не буду утверждать наверняка, что все получится. Я пробовал только трижды, и каждый раз результат был разным. Но помогало, – пробормотал он и умолк.

Казалось, он скорее спорит с самим собой, чем разъясняет мне, в чем суть.

– Что ты имеешь в виду? – удивилась я. – Ага, ясно!.. Вы с Толботом применили свою силу, чтобы вылечить меня после того, как на меня напали волки на складе. Я валялась без сознания, а ты передал мне свою энергию, и мое тело принялось заживлять раны, верно?

– Да, – подтвердил Гэбриел.

Впрочем, воспоминания о том, что случилось после моего возвращения со склада, были смутными. Но, значит, целительство других людей является одной из многих сверхспособностей Урбат! Однажды я уже побывала в роли реципиента. Тогда мы с Дэниелом после спасения Бэби-Джеймса бежали по ущелью. Я начала отставать и вдруг почувствовала прилив энергии, исходящей от Дэниела. Она связала нас в единую цепь. Позже, той же ночью, он показал мне, как лечит самого себя – и только.