Как вдруг в полумраке дороги наткнулась несчастная женщина на что-то теплое. И по запаху тотчас же поняла – перед ней лошадь, запряженная в сани. Вышла из-за туч луна, и Ольга ахнула от увиденного. В санях под охапкой соломы скрутился в калачик статный, с проседью в бороде мужик. От него несло сивушным запахом, видимо, ехал с ярмарки или из гостей, да от выпитого и сомлел на морозе.

Ольга попыталась растолкать путника, но тот был словно камень, тяжелый и ледяной. Она от испуга, не помня себя, потянула за уздцы лошадь к себе во двор.

Сама она хоть и дрожала от пронзительного холода и страха, однако завела лошадь во двор и кинула ей охапку сена. Не могла добрая душа бросить незнакомца замерзать на дороге. Под черной некрасивой одежкой, под вековухиным платком жило и билось доброе сердце, которое не дозволило Ольге пройти мимо умирающего.

Женщина крадучись растопила печь в бане, потом затащила замерзшего путника внутрь и уложила подле горячей печки, пытаясь согреть. Хотя сама несчастная продрогла до костей, но взялась растирать окоченевшие руки и ноги замерзшему. Тискала, согревала своим дыханием, упрямо вдыхая в застылое тело жизнь.

От усердия плыло у нее все перед глазами, накрывало чернотой. Боролась Ольга за чужую жизнь изо всех сил, не замечая, что из глаз у нее по щекам текут слезы.

Шептала незнакомцу:

– Ну что же ты, давай! Оживай, ну же, рано на тот свет собрался.

И когда у того дрогнули ресницы, а на щеках выступил румянец сквозь мертвенную бледность, девушка с облегчением выдохнула:

– Ох, живой, оклемался, – она схватила его за руку и прижала от радости к щеке.

Под кожей побежала у замерзшего путника теплой волной разогнанная ею кровь, понесла жизнь по телу. С улыбкой Ольга привалилась к лавке и закрыла на секунду глаза, хоть чуть передохнуть после такой долгой ночи. Всю ночь то бродила она по заснеженному оврагу, то чуть не околела от мороза, а потом вот еще ледяного отогревала.

Изнемогла так, что сил нет даже бояться тятиного гнева за самоуправство, и сама не поняла, как провалилась в тяжелую дремоту от усталости.

Когда же проснулась поутру Ольга, то ни путника, ни его лошади будто и не было никогда во дворе. Она даже за ворота ходила, чтобы найти протяжку от саней. Но под утро пошел снег и припорошил все следы.

Поэтому к обеду в привычных хлопотах уже казалось Ольге, что привиделся ей все: замерзший путник, как возвращала она его к жизни в бане. Может, с устатку или от холода почудилось что по дороге домой.

Однако на следующий день в ворота родительского дома застучали кулаки, закричали голоса с улицы:

– Встречайте сватов дорогих! У нас петушок, у вас курочка! У вас товар, у нас купец. Ольгу пришли мы сватать, дочку вашею пригожую и разумную за Василия. Жених у нас богатый, и скотина имеется, и надел большой. Работящий, на всю волость столяр известный. Отдадите дочь свою за Василия с родительским благословением?

Тятя вышел к сватам и растерянно почесал в затылке:

– Отдать-то рады, так дворы не перепутали ли вы? Двадцать пять годков дочке нашей, уж не девка она, вековухой стала.

Из-за спин сватов выступил вдруг жених, и Оля, которая робко выглядывала из коровника, стесняясь своего черного и чумазого платья, ахнула. Высокий и седовласый жених был тем самым мужиком, которого она спасла от ледяной смерти!

Он поклонился в пояс батюшке:

– Дочь ваша от смерти меня спасла, отогрела и выходила. Сердце у нее доброе, такую невесту я себе и искал. Прошу у вас благословения.

Сваха выскочила вперед и зачастила нахваливать жениха: