В наш подлый век неверен друг любой…

Тот, на кого ты в жизни положился, —

Всмотрись-ка лучше – враг перед тобой.

Омар Хайям «В наш подлый век…»

Артур Ондрик был доволен. Мероприятие удалось на славу. Завтра выйдет репортаж Леши Добродеева, интервью на ТВ, все билеты были раскуплены, благотворительный сбор превысил ожидания. Завтра… сегодня уже, на сайте «Ветка падуба» появится отчет о вернисаже с работами Ивана Денисенко и блиц-интервью гостей.

Идея с Марком Риттером оказалась плодотворной, полотном заинтересовался Боря Залкин, наваривший миллионы на вывозе в Китай металлолома.

Артур помнит его плохо одетым, с бегающими глазами владельцем кондитерского цеха, чьи пирожки с кошатиной и повидлом продавались по всему городу. А потом вдруг случилось прекрасное превращение – Боря сообразил насчет металлолома.

Дальше по восходящей: дорогая иномарка, квартира в центре, еще одна и еще, трехэтажный домина в престижном пригороде, вилла в Италии и дети в английском колледже. Теперь пришло время собирать антиквариат, иконы и картины.

Боря заинтересовался картиной, крутился вокруг, фоткал, чуть не нюхал и расспрашивал о цене; пер буром и даже начал торговаться.

Он, Артур, был тверд: не продается! Не продается, и баста, самому нужно.

Ничего, пусть клиент дозреет, никуда он не денется.

Он даже намекнул Боре, что картиной интересуются не последние люди, типа очередь стоит, так что в любом случае ему не светит.

Боря цепкий торгаш, чующий запах денег, но в искусстве полный ноль, что есть хорошо.

Были и неприятные моменты, куда ж без них.

Яков Ребров, этот сутенер и шестерка Речицкого, подпортил торжество, плевался ядом и намеками…

Подонок! И Речицкий подонок! Они снова едва не подрались.

Артур сжал кулаки и раздул ноздри, вспомнив роман бизнесмена с Зоей, женой… Они вскоре развелись, и она уехала из города. Потом вернулась, и они помирились, но осадок остался.

Зоя часто остается у мамы, вот и сегодня утром сказала, что плохо себя чувствует и домой не вернется.

Артур до сих пор не может успокоиться, и его ненависть к Речицкому, этому… ковбою и подонку, не утихает, а становится сильнее. И самое неприятное, что он из шкуры лезет, чтобы доказать ей, что он лучше, порядочнее, образованнее, чем… этот.

Это превратилось в идефикс, он понимает, что не следует, что это недостойно, но ничего не может с собой поделать, говорит гадости и передает ей все сплетни о сопернике. Он чувствует, что она ненавидит его, да и от его любви ничего не осталось…

Полгода назад они подрались в «Английском клубе», и эта сволочь разбила ему лицо!

Артур помнит, как стоял окровавленный, ничего не соображая от боли, а Речицкий с ревом молотил его кулаками. Помнит перекошенную от ненависти физиономию врага и женский визг…

Подводя итоги, однако, можно сказать, что вечер удался. Несмотря на перепалку под занавес с Речицким. Во всех отношениях вернисаж – выдающееся культурное событие. Полотно Марка Риттера стало бомбой, кому надо, заинтересовались и оценили; молодые таланты вышли из тени, кое-кто сумел продать свои работы. Они останутся на выставке до закрытия, и только потом новые владельцы получат их «живьем», так сказать. А пока на них повисит табличка «продано».

Артур провожал гостей, выслушивал добрые слова и пожелания, улыбался, пожимал руки, его похлопывали по плечу, он отвечал тем же.

Уставший, нетрезвый, испытывая лишь одно желание, вернее, два – горячий душ и в постель, – он переступил порог пустой и темной квартиры, небрежно бросил на тумбочку легкий плащ. Замер настороженно, заметив картонный прямоугольник размером чуть побольше бизнес-карточки, выскользнувший из кармана. Нагнулся, поднял, недоуменно повертел в руках – это была открытка в восточном стиле: вереница разноцветных журавликов по диагонали, внизу слева покрупнее, в правом верхнем углу совсем крошечных, а в центре мраморная скульптура – зверь с красными ушами и оскаленными зубами.