Таким образом, недовольный до крайности гойдел Миёс таки уехал, клятвенно пообещав вернуться через одну солнечную фазу и настоятельно рекомендуя никому "не делать того, о чём впоследствии придётся пожалеть". Что понимал под этими угрожающими словами агент королевской полиции пятого ранга – оставалось только догадываться.

В замке готовились к похоронам: тело лорда Викона удерживать в полицейском морге больше не имело смысла. После этого печального, суматошного, но неизбежного и краткосрочного мероприятия жизнь всех обитателей замка должна была вернуться в прежнюю колею. Лорд Лавтур уже зажал меня между вторым и третьим этажом, судорожно обшарив руками, словно в поисках чего-то спрятанного в недрах моего белья, слюняво дыша в ухо и уверяя, что всё непременно будет хорошо, он верит, что этот бред и кошмар – нелепая ужасная ошибка, и ночью докажет, что его любовь ко мне ничуть не угасла. Я покивала, испытывая огромное желание двинуть ему коленом в пах, и одновременно думая о том, что для меня, единственной в замке Бэкхеймов, всё поменялось кардинально: начался обратный отсчёт дней.

Дней, отпущенных мне на жизнь.

Разумеется, лорд Ликор был совершенно прав: если дело об убийстве нужно раскрыть любой ценой, я – идеальная кандидатура на роль преступника. Никто за меня не вступится. Никто не поднимет шума. Даже простые жители Хорренхая будут лишь удовлетворённо трясти головами, мол, Его Величество может узаконивать любую мерзость, а для народа женщина для утех - всего лишь привилегированная отмытая бордельная подстилка, туда ей и дорога, к Железной гойде.

Единственный человек, на кого стоило рассчитывать, была я сама. Но, придя от лорда Ликора с лицом, горящим от какого-то нелепого после пяти лет такой жизни стыда, в свою разворошенную в результате обыска комнату, которую заплаканная Лиока тщетно пыталась привести в порядок, взглянув на небрежно выброшенные на пол бельё и платья, помятую книгу по математике, подаренную еще лордом Соделем, я только молча упала на кровать лицом к стене. И, наверное, не вставала бы весь следующий день, если бы не необходимость выпить проклятое зелье от чадозачатия. Его принесла мне верная Лиока, и я проглотила тошнотворное пойло, втайне надеясь, что Сантима подлила туда какой-нибудь быстродействующий яд.

Но она, разумеется, ни на что подобное не осмелилась бы.

23. Глава 20.

Обычно я не посещаю храм Творца, ограничиваясь молильным уголком на втором этаже. Но сегодня, в свой восьмой, свободный от посещений день, я встала едва ли не на рассвете, торопливо оделась потеплее – мой гардероб пополнялся регулярно, и эти суммы не вычитались из общего жалования, как и суммы, уходившие на косметические, лекарственные и иные средства ухода за столь ценным для хозяев телом – и вышла. Мягкое манто из меха редкого жемчужного горностая не нравилось мне – я в красках представляла себе, как с беззащитных зверьков заживо сдирают шкурки – но лорд Ликор никакие возражения слушать не стал, а на улице ощутимо похолодало, и всю ночь валом валил снег.

Похороны лорда Викона были назначены на завтрашний день.

До ближайшего отдельно стоящего храма Творца было примерно пятнадцать минут пешком – в летнее время. Слуги уже трудились изо всех сил, расчищая дорожки, ставшие за ночь почти непроходимыми по какому-то нелепому капризу природы. Сопровождавшая меня Лиока тихонько топала и пыхтела сзади, подозреваю, мысленно проклиная меня на все лады.

Магия контракта, привязывавшего женщину для утех к семейному имению Бэкхеймов, допускала уходить без сопровождения членов семьи или разрешения главы семьи на полторы тысячи метров. Храм Творца находился на расстоянии чуть меньшем, и всё же, подходя к нему – чёрному зданию без каких-либо архитектурных излишеств, с остроносой, устремленной в небеса крышей, напоминавшей две молитвенно сложенные ладони – я чувствовала растущее в груди и голове болезненное неприятное напряжение.