Лавтур моментально ощутил перемену – инициативу ни с ним, ни с другими я никогда не проявляла – и откликнулся со всем жаром. Он совершенно меня не чувствовал, двигался слишком резко, не в том темпе и не в том ритме, но я по-прежнему беззастенчиво представляла сына лорда Соделя, между ног стало горячо и влажно, и я почти не имитировала ускорившееся дыхание.

Чтобы сделать эту безумную иллюзию ещё более полной, мне хотелось назвать его по имени, пришлось закусить губу, чтобы сдержаться, но про себя я проговаривала, смакуя, каждый звук, неосознанно шире раздвинув ноги и подаваясь навстречу мужчине рядом. Не тому.

- Рими, Рими, Рими... - я безошибочно почувствовала, как близка его разрядка, тогда как до моей, может быть, самой первой в жизни, ещё не хватало совсем немного, но не решилась попросить его чуть замедлиться. Я всегда ощущала собственное тело не более чем инструментом, а инструменту было бы глупо требовать от музыканта погладить клавиши или чуть сильнее вдавить педаль. Горячая сперма потекла по внутренней стороне бёдер, а у меня на глаза навернулись невольные слёзы, о причине которых думать не хотелось. Проще было смахнуть их незаметно.

Ну, ты и дура, Римия.

Лорд Лавтур что-то бормотал, размазывая собственное семя по моим ногам – не знаю, почему, но ему это нравилось, а меня так едва ли не тошнило от этих его дурацких замашек. Сильнее, чем обычно, захотелось умыться, смыть с себя его пряный запах, завернуться с головой в одеяло. Ни о чём не думать, никого не видеть.

День рождения леди Асгаи! Через два дня! - внезапно меня чуть ли на месте не подбросило. После смерти лорда Соделя шумные праздники устраивались реже – то ли круг общения новых хозяев замка был куда уже, то ли им просто не хотелось возиться с организацией, но дни рождения всё же отмечались. Меня туда, конечно же, не звали, но дело было не в этом – на такое мероприятие жена лорда Ликора непременно позовёт единственного близкого родственника, своего старшего брата Мизерта, урожденного Лода, однако в результате ряда бедственных для его финансового положения событий, связанных с неуёмным пристрастием к азартным играм, официально вошедшего в род Бекхэймов.

Какой-то старый закон, будь он проклят, будь они все прокляты!

Я с трудом подавила дрожь – не дай Создатель, задремавший было Лавтур интерпретирует мою дрожь по-своему.

Может быть, лорд Мизерт в этот раз не приедет. Может быть, он тяжело заболел, с ним случился несчастный случай, может быть, он вообще умер – в конце концов, люди же иногда умирают по самым разным причинам!

Я не считала себя злым человеком, но у любого, даже у моего почти безграничного терпения есть предел. Однако внутри, я, конечно же, понимала, что окончательное избавление от лорда Мизерта почти так же маловероятно, как случайно отыскать в саду имения Бэкхеймов сундук с девятью сотнями тысяч золотых хорров.

15. Глава 12.

Леди Асгая нравилась мне куда меньше, чем леди Кариса. Примерно одного и того же возраста – около сорока пяти лет - они были совершенно разными, пожалуй, настолько же разными, как и их мужья-братья, неудивительно, что несмотря на многие годы жизни в одном доме между ними не возникло даже подобия дружбы. Вдова лорда Соделя была тихой, мягкой, светловолосой женщиной с округлым лицом и взглядом, всегда опущенным в пол. Ни ревности, ни злорадства в отношении её я никогда не испытывала, пожалуй, только жалость и смутное чувство вины. Сын не показывался дома, муж откровенно говорил, что чувства к ней давно угасли, другие родственники не баловали её вниманием. Последние годы даже принимать пищу она предпочитала у себя, на злополучном четвёртом этаже, и я видела её очень редко, чаще всего – в небольшом закутке возле дома, своеобразной теплице, в которой леди Кариса выращивала дивной красоты орхидеи множества различных сортов. Они цвели даже сейчас, зимой, только в отличие от жаркого лета теплица была заботливо перетянута какой-то серой переливающейся гладкой тканью, вероятно, удерживающей тепло внутри.