Всю свою жизнь, то есть — последние без малого тридцать лет, примерно с шестнадцати — он прожил сам по себе и сам за себя. И неплохо прожил, что там — грех небеса гневить. И искренне думал, что или так и помрёт, сам-один, да ещё на чужбине, или вернётся, и…

Что там было, в этом «и», он никогда не задумывался. Вернётся со славой и получит всё, что таким, как он, причитается — и по праву рождения, и за его собственные заслуги и подвиги.

Но вышло иначе.

Здесь, дома, приключения и подвиги Жиля де Рогана в удивительных дальних странах не интересовали ровным счётом никого. Никто не спешил к нему с деньгами, почестями, приглашениями в гости, да и просто не спешил. Ему самому пришлось напомнить о себе и родне, и старым приятелям.

Родня — две сестры, одна вдовая, другая замужняя. У вдовой Анриетты тоже не было никого, она тихо жила в замке покойного мужа, еле таскала ноги после магического истощения, но на судьбу не роптала. Замужняя Катрин, наоборот, являла собой образец супруги, матери и бабушки, да-да, шестеро детей обоего полу, и уже столько же внуков, если не больше, и это ещё младшего сына отдали церкви, а две младшие дочери пока не замужем. Ещё был племянник Анри, сын старшего брата Франсуа, уже покойного, молодой человек девятнадцати лет, наследник фамилии Роганов и владелец приличных богатств.

В общем, семья как-то жила все эти годы без него, и неплохо жила, на самом-то деле. Более того, и Катрин с мужем, герцогом Вьевиллем, и Анриетта вполне искренне приглашали погостить — пока сам не обустроится. Но Жилю не хотелось гостить, он снова хотел сам.

Увы, городской дом и замок Акон, доставшиеся ему по завещанию отца, принца Людовика, являли собой нечто, не очень-то подходящее для столь высокородной особы. И он совсем не представлял, с какой стороны браться за эту свою новую жизнь — хоть обратно на Восток беги, да только здоровье уже не то, и не ждут его там. Здесь не ждали, а там — и подавно.

Жилю было проще придумать интригу и историю, чем нанять прислугу, он так и сделал. И изрядно напортачил — с той интригой. Правда, в итоге всё равно остался в выигрыше — потому что обрёл дочь.

В своих странствиях Жиль иногда подумывал, что вот неплохо было бы — если бы был у него сын. Или — сыновья. С ними можно было бы заниматься магическими искусствами, вместе придумывать те самые истории и интриги, и добывать какие-то блага земные. Но жизнь распорядилась так, что на родине у него отыскалась дочь — прелестная взрослая девушка, маг-целитель, и не только целитель. Жиль в первый момент всё равно что ещё раз по голове получил, потому что представления не имел, что делать со взрослой дочерью. Что с ними вообще делают, с дочерьми — замуж выдают?

Жакетта оказалась племянницей его приятеля Флориана де Безье и начинала в камеристках у его дочери Анжелики, а потом уже добрые люди помогли ей развить свой немалый дар. Она наполнила жизнью и замок Акон, и мрачный городской дом, и Жиль, прямо сказать, привязался к ней мгновенно и накрепко. Она играючи решала все непонятные вопросы со слугами, с поставками продовольствия, с мелким ремонтом — что в Аконе, что в столице. Он попытался ответить в силу своего разумения, но Жакетта наотрез отказалась от замужества за каким-нибудь из принцев. Принцев много, нашли бы подходящего. Но оказалось — прелестная дева влюблена в нищего виконта де ла Мотта.

Правда, при ближайшем рассмотрении нищий виконт оказался не так плох — он был изрядно одарён свыше магической силой и прилежно учился ею пользоваться, время от времени устраивая разные каверзы, на некоторые из них у самого Жиля в том же возрасте не хватило бы ни сил, ни выдумки. Звался он Орельеном, вырос при племяннике Анри, а теперь перебрался к Жилю следом за Жакеттой. Парень к ней весьма неровно дышал и с восторгом слушал рассказы Жиля о дальних странах и магических приключениях — ему они пришлись очень даже по нраву. Более того, он был готов поучиться у Жиля тому, чего пока по малолетству не умел сам.