Интересно, он думает также?
- Даниэла!
Как гром среди ясного неба. Я цепенею, когда слышу его бас, что разливается по всему холлу самого дорогого отеля Питера, вздрагиваю и оборачиваюсь.
Идет.
Конечно, он. Я узнаю его из тысячи, поэтому мне и смотреть не нужно. Просто хочется очень…
Господи, да отдай мне мою шубу наконец!
Буквально вырываю ее из рук и накидываю на плечи, снова бросаю взгляд на него и коротко улыбаюсь.
- Простите, Марат Ильясович. Я уже ухожу.
Быстро перебираю ногами в сторону дверей. Он не успеет, я знаю, и бегать, наверное, глупо. Я работаю с ним. Завтра он сможет беспрепятственно все высказать, поэтому и отложим до завтра. И да, это не глупо — бежать, чтобы сберечь остатки своего достоинства.
Питерские зимы славятся своей суровостью. Даже при небольшом минусе ты ощущаешь этот холод, что пробирает до костей. Когда тебе холодно снаружи — это еще полбеды, но когда тебя морозит не только из-за погоды, но и душу твою, вот тут уже надо бы задуматься.
Меня колотит сразу по всем пунктам. От волнения я стучу зубами, а еще кляну эти чертовы шпильки. Ноги буквально разъезжаются в стороны, а своей машины я, хоть убей, не вижу! Господи, да где же она?! Их тут столько…
Быстрые, тяжелые шаги дышат в затылок. Я чувствую его всем своим существом, поэтому дергаюсь в сторону, но тут же попадаю в его руки.
Он грубо сжимает меня выше локтя и рывком поворачивает на себя.
Глаза — шторм; Марат Ильясович в гневе.
- Что ты здесь делаешь, Даниэла?! - рычит, я теряюсь окончательно.
- Я просто…я…
- Твою мать, не смей рыдать! Этого мне только не хватало.
- Простите…
Украдкой вытираю слезы, а он быстро осматривается.
- На чем ты приехала?
- На такси.
- И ищешь его здесь?! Такси в этой зоне не паркуются! Господи!
Закатывает глаза и тяжело вздыхает. Я ему надоела. Понимаю. Это и горько, и больно, и обидно. И режет и печет. Чувствую себя собачкой, которую снова и снова пихают ногой, а она лезет к своему хозяину в ноги и целовать их готова.
Какой кошмар…
Прикрываю глаза и пытаюсь взять себя в руки. Прекрати! Прекрати ты наконец!
- Простите, Марат Ильясович. Не волнуйтесь, я разберусь. У меня есть приложение и…
- Пошли.
- Что?
Марат Ильясович тянет меня куда-то в сторону. Идет быстро, игнорируя тот факт, что я едва поспеваю следом.
- Марат Ильясович, куда…
- Я тебя отвезу.
- Нет, у вас же событие…я…я сама и…
- Ага. Чтобы Рин мне потом башку открутил? Это вряд ли. Садись.
Раздраженно толкает внутрь своего лимузина и залезает следом. Называет мой адрес, но это не знак того, что он обо мне что-то действительно знает. Нет, дело не в этом. Просто Марат Ильясович помогал выбирать эту квартиру и следил за сделкой по просьбе отца. Он его очень уважает — в нашем городе мой папа большой человек. У него свои виноградники. Во множественном числе…
Я вздыхаю и смотрю на свои руки. Мне так стыдно в моменте, что я пытаюсь извиниться, но Марат Ильясович поднимает руку и отрубает все попытки.
Его раздражение теперь полыхает еще ярче.
Он отворачивается к окну, смотрит на ночной Петербург и сотню его огней. Мы молчим. Салон буквально искрится от напряжения, взрывается и шипит. Водитель даже не решается посмотреть в нашу сторону, ведь и он чувствует это — одно неверное движение и все. И приплыли. Взорвется, полыхнет, как яркое зарево, и ничего ты не потушишь.
Боже…
- Зачем ты приехала?
От его хриплого голоса у меня идут мурашки, и их очень сложно игнорировать, поэтому я ежусь.
Он тяжело вздыхает.
- Дана, я не слышу.
- Я просто…я хотела увидеть, как вы получаете награду.