Состроив невозмутимый и, возможно, даже нагловатый вид, я допила волрейн, что ещё оставался у меня в кружке — и постыдно поперхнулась: потому как все эти жгучие специи, которым он был приправлен, похоже, осели на дне. Мужчина смерил меня насмешливым взглядом, подхватил со стола кувшин и плеснул в другую кружку обычной воды.

Он терпеливо молчал всё то время, что я промывала охваченное жжением горло, а после ещё и слёзы с глаз утирала.

— На самом деле я очень сомневаюсь, что вы хотели себя убить. Иначе не промахнулись бы так сильно, — продолжил он, когда я вновь подняла на него взгляд. — Да и кинжал, который был у вас в руке… Не самое обычное оружие. Я немного понимаю в письменах оудов, а на его рукояти знаки, которые очень мне их напомнили. Возможно, это ритуальный клинок. Я прав?

Знала бы я ещё, прав он или нет. И знала бы, какой ответ будет для меня самым безопасным. Пока казалось, что любой уронит прямо в пропасть. Но в памяти один за другим проносились обрывки той гонки с чудовищем, что я видела перед тем, как очнуться. Как бежала через лес, как гналась за мной огромная тварь. И холодом по спине пронеслось воспоминание о той решимости, с которой я всадила кинжал в своё собственное тело. Без страха, без сомнений. Будто обдумала этот шаг уже давным-давно. Или то была ещё не я?

— Я не помню ничего, мениэр ван Берг, — уверенно вскинула голову, глядя на него.

Пусть считает меня лгуньей, но мне больше нечего было ему сказать. Пусть считает стервой, которая ни за что не признает своих проступков — желание притворяться идиоткой таяло с каждой минутой, что я находилась рядом с ним. В таком случае проще сказать правду и смотреть на его реакцию. Она же оказалась на удивление спокойной. Как будто чего-то подобного он и ожидал. И даже не по себе стало от понимания: да он же насквозь меня видит. Или думает, что видит — отсюда и вся самоуверенность, презрение, которое казалось несправедливым. Да кто ж на самом деле мог сказать мне сейчас, не заслужила ли его та, чьё тело я занимала теперь?

Хилберт покачал головой.

— Как вы были подлой вралью, так, похоже, и остались. А я ведь в какой-то миг начал думать, что время могло вас изменить, — в его голосе вдруг почудилась странная горечь. — Что отец не зря потратил столько сил и денег, чтобы выкупить ваши долги. Вынуть вас из той бездны нищеты, в которую вы погружались всё сильнее. Если бы вы не были Ключом. Ценным Ключом, который поможет Ордену. То и догнивать бы вам сейчас в своём имении с протекающей крышей.

Как ни мало прояснилось что-то в голове, а всё равно на душе мерзко стало. Уж не знаю, отчего больше: от того, что владелица тела, возможно, и правда была той ещё дрянью, то ли от того, что из-за неё теперь я в огромном долгу перед Хилбертом и его отцом не только из-за спасения от смерти в лесу, но и более вероятной смерти от голода раньше. Невыносимо захотелось схватиться за голову. Казалось, я сейчас просто с ума сойду прямо на этом месте. И угораздило же оказаться в теле не какой-нибудь пастушки, у которой только и забот, что гулять с белыми козочками по зелёным лугам и строить глазки деревенским красавчикам. Нет, меня занесло в тело обнищавшей аристократки, у которой скелетов в шкафу немеряно.

— Разве я о чём-то вас просила? О какой-то помощи? — решила я пойти ва-банк.

Думала, сейчас в глазах Хилберта вспыхнет недоумение или гнев за неуклюжие попытки откреститься от всего, что было раньше.

— Нет. Конечно, нет, — он улыбнулся так, что у меня вся спина покрылась мурашками. — Вы предпочли бы сдохнуть в своём каменном гробу, дожёвывая последнюю туфлю. Я это прекрасно знаю. И возможно, помня о том, какими проклятиями вы сыпали на голову отца, я бы поверил в ваше желание покончить с собой. Если бы не этот кинжал…