Скоро горничная вернулась с небольшим подносом, на котором стояла солидная глиняная кружка. Над ней поднимался пар, а по комнате разливался помалу приятный аромат каких-то неизвестных мне специй.

— Что это? — всё же спросила я, не сумев совладать с любопытством.

— Волрейн, — слегка удивлённо ответила девушка.

Видно, такие простые вещи мне было положено знать. Но я состроила невозмутимый вид и кивнула ей.

— Ещё можете принести умыться?

— Конечно, мейси.

Горничная снова убежала. Удивительно услужливая для такого захолустного места. У нас где-нибудь в затрапезном городке в полупустой гостинице уже обхаяли бы с ног до головы. А тут выполняют всё, что попросишь совершенно спокойно.

Зашумели в коридоре мужские голоса: видно, все мои спутники тоже начали расходиться по комнатам.

— Вам, мениэр, самая лучшая, что у меня есть. Только для особых гостей, — заискивающе проговорил, судя по всему, сам хозяин, проходя мимо моей каморки.

Прозвучали шаги — и стихли, когда хлопнули одна за другой сразу несколько дверей. Прислушиваясь к приглушённому гомону, я отпила из кружки — и всхлипнула, вытирая сразу выступившие на глаза слёзы. Не знаю, из чего варили этот волрейн, но напоминал он наш глинтвейн, только с хорошей порцией перца. Очень хорошей — даже в носу закрутило. Но согревал он отменно — с этим трудно было спорить. Неожиданно в дверь постучали, и после разрешения входить, двое мужчин — видно, работники этого двора — внесли тяжёлый сундук. Похоже, с моими вещами. Точнее, той девицы, в теле которой я оказалась.

А за ними в сопровождении служанки ввалился — по-другому и не охарактеризуешь эти телодвижения — полноватый мужичок девушке чуть выше плеча. Но это и ладно бы, но больше всего встревожило, что он был едва на вусмерть пьян.

— Это что, лекарь?! — я медленно отставила полупустую кружку на столик.

Девушка виновато развела руками.

— Другого у нас нет. Он не всегда такой, — попыталась она оправдать вид врача, который ни в какие ворота не лез.

— Да мне какая разница? Я не спрашиваю про дни, когда он не такой! Я его к себе не подпущу!

Лекарь пробормотал что-то совсем неразборчиво. Добавил, что он и в таком состоянии вылечит кого угодно. Сделал ещё шаг ко мне, заставив отшатнуться, и едва не рухнул лицом вниз: служанка успела его подхватить под локоть.

— Может, я могу помочь вам, мейси? — пропыхтела она, выталкивая горе-лекаря из комнаты.

— У меня там всё очень плохо, — я поморщилась, осторожно притрагиваясь к боку.

Служанка помогла мне открыть сундук и выбрать сорочку на ночь. Я умылась, вытерпев её въедливый взгляд. Она, похоже, так и разрывалась от любопытства, заметив небрежную перевязь поперёк моего туловища. Видно, и спросить хотелось, что стряслось, и смелости не хватало.

— Да уж, это никуда не годится, — вздохнула девушка наконец.

А после снова умчалась — уж сколько случилось со мной хлопот — но скоро вернулась с каким-то горшочком и узким мотком чистой ткани. Делала она всё гораздо осторожнее и более умело, чем Алдрик. И мне теперь полегчало настолько, что о ране и вовсе, казалось, можно было позабыть. Если воздержаться от резких движений.

Выяснить бы ещё хоть что-то у этой милой девушки, о которой я, видно, несправедливо подумала в не самом лестном ключе.

— Как вас зовут, мейси? — спросила я, вспомнив, что так и не узнала её имени.

Страшно было, конечно, напутать что-то в обращении, но похоже, ошибки не случилось.

— Лаура. А вы ведь Паулине дер Энтин… — она глянула с опаской исподлобья. Не спросила, но уточнила.— Простите, но о вас сейчас так много говорят.