– О, Мелдиорчик, – спохватилась она, – опять я тебя придавила, бедолажного.
Она поспешно поднялась, вынуждая Мелдиора отвернуться, прикрыв глаза.
– Надо ж, какие мы впечатлительные, – пробурчала Римма Федоровна, поняв, что его смутил ее практически нагой вид. Но ей и самой некомфортно было стоять перед ним в обрывках тряпья. Да еще то тут, то там тянуло противно. Она схватила простынь, обернулась ей, подняв облако цветочных лепестков.
– Где тут ванная у вас? – спросила она. – И мне бы ночнушку просторней надо.
Римма Федоровна одним пальцем приподняла платье для сна, до этого ждавшее ее на резной спинке стула.
Мелдиор чуть не зарыдал. Заботливые горничные, не зная какой размер у новобрачной, приготовили ей ночную рубашку, как им казалось, свободного кроя и достаточно широкую. Но для его жены в настоящем облике она была разве что на одну руку.
Пробормотав заклинание, он нарисовал в воздухе колдовской знак, тут же вспыхнувший зеленым. С легким щелчком одежда стала на десяток размеров больше.
– Надо же, как удобно! – оценила молодая. – Никаких тебе лишних затрат и походов по магазинам. Пойду, освежусь, не теряй.
И она удалилась, покачивая необъятными бедрами, безошибочно определив, где находится комната для омовений.
14. ГЛАВА 13. Начало семейной жизни
Проснувшись, Римма Федоровна потянулась, не открывая глаз.
– Ну и ерунда же мне приснилась! – сказала она самой себе, зевая.
Королевский дворец, красивый молодой чернокнижник, свадьба… Бред.
Римма Федоровна решила еще подремать, раз будильник не звонит и собралась было на другой бок повернуться, как услышала слева от себя протяжный стон.
Жила она одна, а значит, такие звуки издавать было некому.
Пробудившись окончательно, она села в кровати. И тут же поняла, что у нее недокомплект. То ли ночная рубашка слишком просторная, то ли тела в три раза меньше за ночь стало.
– И когда ж я опять перевоплотиться-то успела? Спать же нормальная ложилась! – Римма Федоровна повернула голову по направлению к стонам.
Мелдиор Левенович, ее супруг из средневековья, возлежал на диване, оставив широкую, как футбольное поле, кровать в распоряжение жены.
– Что с тобой, вроде бы вчера не особо и злоупотребил, – сказала она, узрев его страдания.
– Это все имберела, – прохрипел Мелдиор, – очень хочется пить, но двинуться не могу, каждая частичка тела болит, словно они ночью все перемешались и местами поменялись.
– Перемешались, говоришь, – хмыкнула Римма Федоровна, – кстати, об этом. Когда ты, любезный, собирался мне сказать, что облик у меня в каком-то смысле плавающий? Перед сном я превратилась в красивую цветущую женщину, а с утра опять куклой стала.
Под изумленным взором Мелдиора Римма Федоровна легко соскользнула с постели, придерживая сорочку, которая была ей теперь не по размеру.
– Как ты ходить-то можешь? – спросил он. – После пяти капель имберелы потом до двух дней все болит. А ты чуть ли не половину кубка осушила!
– Я ж тебе говорила – нашим женщинам ничего не страшно, – Римма Федоровна пожала плечами и поздно сообразила, что не надо было этого делать. Ткань совсем сползла, обнажая зону декольте совсем уже откровенно.
– Так, мне нужна одежда по размеру, – сообразила Римма Федоровна, – и откушать бы яишенки с сальцем. Кажется, я вчера много сил потеряла. И ты мне не ответил насчет этого безобразия.
Одной рукой придерживая рубашку, второй она обвела свои усохшие формы.
– Это магия синего зеркала, – Мелдиор с усилием принял сидячее положение, поморщившись, – король разрешил сделать тебя молодой красавицей, но с условием. После полуночи и до первых рассветных лучей ты сможешь возвращать свой облик. И в зеркале всегда будет отражаться твоя истинная суть. Таково мое наказание.