— Но почему вы решили, будто это место плохо влияет на моё здоровье? Мне здесь очень хорошо!
«Я рада, дитя, — улыбнулась собеседница. — Но, видишь ли, — она замолчала, будто подбирая слова, — ты и раньше была чувствительна к проявлениям Искусства. А Храм — воплощение и проводник силы Источника. Пусть ты не замечаешь этого, но твой жизненный Узор постоянно испытывает её давление. У тех, кто склонен к Искусству, Узор способен впитывать эту энергию. У тех, кто совершенно глух, — отражает её, подобно зеркалу. А тебя, похоже, она разрушает. Медленно, но неотвратимо».
И хотя в словах Девы не чувствовалось лжи, я всё равно преисполнилась недоверия.
— А как же тогда у вас с Геллертом получалось лечить меня этим вашим Искусством?
«Князь тебя лечил? — нахмурилась собеседница, уходя от темы. — Когда?»
Я остро пожалела, что решила влезть в спор, и подумав: «Надеюсь, я не сильно подвела Геллерта», призналась:
— На следующий день после ночи с кошмаром. Ну, о свадьбе. Мне стало нехорошо, когда мы заговорили о моём отце.
«Понятно, — к Первой Деве вернулась безмятежность. — Боюсь, в такие моменты мы исцеляем одно, калеча другое. Потому впредь я постараюсь не пользоваться Искусством при тебе и попрошу о том же князя. Хвала Источнику, целебные отвары действуют не хуже, хоть и медленнее».
Я отвела глаза.
«Ну почему я такая дефективная?»
Какая?
Снова чудное слово, и ответом на него — тупой удар боли в висок.
«Ещё помогает сон, — тем временем продолжала Дева, — или просто бездумный покой. Поэтому отдыхай и ни о чём не тревожься. Я буду рядом».
Я тихонько вздохнула и завозилась под одеялом, пряча этот вздох. Кто будет рядом со мною в замке, о котором я ничего не помню, среди чужих, равнодушных, а может, и недобрых людей? Геллерт, к которому я не знаю, что чувствовать?
Не хочу. Никуда не хочу уезжать.

***

Однако день спустя я покорно выпила последнюю порцию целебного отвара и надела лавандовое платье.
— Вы готовы? — из вежливости спросил Геллерт, и я с трудом удержалась от горькой усмешки.
— Готова.
Оперлась на его заботливо предложенную руку, но, выходя из комнаты, всё-таки бросила тоскливый взгляд назад.
Больше в эту тихую гавань мне не вернуться.

Мы шли через фантастически прекрасные залы и галереи Храма, однако я старалась особенно не крутить головой. Кто знает, какая мелочь может спровоцировать приступ? Ведь как бы мне ни хотелось остаться, страх новой боли перевешивал это желание.

Но вот мы миновали последний коридор, короткий и полутёмный, и оказались снаружи.
Солнце только вставало, и на траве алмазно блестела роса, и воздух был напоен дивными запахами.
— Как прекрасно! — выдохнула я, позабыв о тревогах. И будто отвечая мне, из поднебесья послышалась торжествующая птичья трель.
«Вот видишь, дитя, — в голосе провожавшей нас Первой Девы слышалась добродушная улыбка, — большой мир не так уж страшен».
Я потупилась, чувствуя, как к щекам прилила кровь.
— Вижу.
Дева приблизилась, ласково обняла, посреди лета окутав запахом талого снега и чистой воды, и повторила уже говорённое раньше: «Всё будет в порядке. Твой муж об этом позаботится».
Мой муж. Банальное сочетание слов, но у меня резко пересохло в горле, а сердце ускорилось. И чтобы отвлечься я поторопилась спросить:
— Мы ведь ещё увидимся?
«Конечно, — пообещала Первая Дева. — Я непременно навещу тебя в замке».
Показалось, или стоявший рядом Геллерт тихо хмыкнул? А Дева, отступив, сказала ему: «Береги её, князь».
И мне: «До свидания, дитя».
— До свидания, — эхом повторила я.