И получила в ответ удивленный взгляд

– Что? Это запрещено? – в притворном удивлении округлила глаза.

– Не положено…

– И что будет? Сейчас ведь не война. Просто стоянка. Вы ведь в монастырь за королевской невестой приехали… – продолжала искренне изумляться. – Смотри, там лишь повар. Разве он не угостит? Обещаю, буду рядом как приклеенная.

Вдохновенно увещевала парня, и видя его колебания, вдохновлялась еще больше.

– Честно-честно!

– А тебе что с этого? – Роб оказался не таким уж лопухом.

Но мне нечего было терять.

– Ничего. Жалко тебя… – благочестиво приложила ладони к сердцу и скорчила жалостливую рожицу. – Я ведь постриг собиралась принять, чтобы служить его величайшему свету, благочестивому Тивальдору. Как могу без сочувствия смотреть на создания демиурговы, которые испытывают муки голода?

Чушь лилась из моих уст нескончаемым потоком. Я уж испугалась, не переиграла ли.

Но блондин неожиданно буркнул:

– Идем!

Надо сказать, повар нас давно уже заметил, слышать, не слышал, о чем переговаривались, но видимо, догадывался. Я периодически поглядывала в сторону костров и невольно ловила заинтересованные взгляды, направленные на нашу парочку.

– О, малыш Робби, что аппетит проснулся? – хмыкнул он, как только мы приблизились. Грозный конвоир пошел красными пятнами. По сравнению с другими воинами, он и правда был малышом, пожалуй самым младшим в отряде. – И тебе здравствуй, милая! Тоже угостишься?

Белозубая улыбка блеснула острыми клыками, но создала впечатление вполне добродушной.

– Здравствуйте, – я тоже в ответ заулыбалась и развела руками, печально потянув:

– Я б с радостью, но мне нельзя.

Повар сочувственно поцокал языком и перевел взгляд на Роба.

– Я в твоем возрасте тоже был вечно голодным, малыш.

Волосатая лапища потянулась, чтобы взъерошить белобрысую макушку. Тот раздраженно отмахнулся и покраснел еще больше.

– Не называй меня малышом!

Снисходительная улыбка и понимание взрослого мужчины заставляли Роба сердиться еще сильнее и огрызаться еще яростнее.

А пока они переговаривались, и куховар беззлобно подшучивал над блондином, отрезая аппетитные и поджаристые кусочки, я бочком пробралась ко второму казану и незаметно вытащила платок. Раздавленная зеленоватая масса с громким плюхом упала в воду. Я отскочила, но все равно несколько горячих брызг ляпнули на кожу и ощутимо обожгли. Мужчины разом повернулись. Я потерла обожженную щеку.

– Кипит, – указала на большой пузырь, вздувшийся на поверхности воды.

– О самое время! – обрадовался “медведь” и, пошарив в мешке, небрежно кинутом возле костра, бросил в казан веточки малины, шиповника и корень эхинацеи.

– Ох, пресветлые демиурги, – едва не застонала в голос, поняв, что к чему. Это был вовсе не бульон, а тонизирующий отвар! И острый перечный вкус в сладком напитке совсем ни к чему. Оборотни не станут пить испоганенное варево.

На глаза навернулись слезы. Я дура! Воистину наитупейшее создание в мире. Это ж надо было так опростоволоситься. С чего я решила, что именно в этом котле будет бульон, если они жареной свининой поужинают? А вот запить жирный ужин чем-то сладеньким и тонизирующий в самый раз.

– Ну, чего застыла? – легонько подтолкнул в спину блондин.

Голос прозвучал слегка глуховато, а звуки показались искаженными. Тощие щеки округлились, от запрятанных за ними кусков мяса, которыми парень так набил рот, что не в силах был прожевать.

Я лишь печально покачала головой. Даже огрызаться не было сил. Покорно двинулась следом. Вульгарное почавкивание и тихие стоны удовольствия, которые невольно издавал конвоир, не затронули мою трепетную воспитанную душу. Лишь в палате дала волю отчаянию. Повалилась на узкую лежанку и бездумно вперилась в потолок.