Я всхлипнула от страха, мужчина резко повернулся в мою сторону, и наши глаза встретились.

Глаза, кстати, у него были не слишком большими, но темными и пронзительными. Они так и прожигали насквозь. Небольшая бородка и усы не скрывали четко очерченного, волевого рта. И я почему-то уставилась на этот рот, чувствуя себя птичкой, пойманной в клетку.

Губы мужчины дрогнули, искривились в усмешке, а потом он сказал – низким, глубоким голосом:

- Не спишь? Спустись. Надо поговорить, - и он вышел, закрыв за собой двери.

Снова раздались шаги в коридоре, а потом стало тихо.

Я в бессилье рухнула в кресло. Колени дрожали, и меня всю колотило противной крупной дрожью.

И кто это был? Наверняка, мой муж. Вернее, муж Алиноры. Кто ещё мог бы зайти по-хозяйски в спальню?

Но Алинора предупреждала, чтобы я поменьше болтала, а тут мне предлагали «поговорить». О чем?!.

Глубоко вздохнув, я призвала себя к спокойствию. Главное – не поддаться панике. Всегда можно сказать, что я… упала и ударилась головой…

Только вот раны нет…

Я снова машинально взглянула на руку с ожогом.

Проклятая Алинора. Всё из-за неё. И… из-за Юрки.

Но предательство жениха казалось теперь каким-то очень далеким. И… ненастоящим. Всё это было там. А здесь… здесь мне надо было спасать себя не от разбитого сердца, а от кое-чего пострашнее.    

Поговорить. Он хочет поговорить.

Ну и почему бы не поговорить? Говорить – это не спать с чужим мужем.

Я встала, одергивая платье. Оно было непривычным, путалось в ногах, и я чувствовала себя ещё более неуютно.

Но поговорить ведь можно – это не очень страшно. Особенно если молчать.

На деревянных ногах я подошла к порогу, ещё раз глубоко вздохнула для успокоения нервов, вышла в коридор и пошла…  

А куда я пошла? Куда надо идти, чтобы поговорить?..

Я остановилась, стараясь сообразить, куда ушел мужчина в плаще.

На первый этаж? В свою комнату?..

На всякий случай я подергала дверную ручку в спальню Левенштайля.

Закрыто. Значит, разговаривать придется в другом месте.

Прислушиваясь к каждому шороху, я прошла по коридору до конца, спустилась по лестнице и заглянула в столовую.

Мужчина был там. Стоял возле окна, и женщина средних лет – полноватая, в белоснежном чепце, с заспанным лицом, подавала на подносе чашку с каким-то дымящимся напитком.

- Доброе утро, миледи, - сказала женщина, делая маленький книксен. – Вам тоже подать чай?

- Да, пожалуйста, - пробормотала я.

Мужчина чуть приподнял брови, глядя на меня, молча взял чашку, которую предлагала ему служанка, и сделал глоток. Женщина в чепце ещё раз поклонилась и ушла, протиснувшись мимо меня бочком.

Я сделала два шага вперед и остановилась, переплетя пальцы и не зная, что сказать. Но мужчина молчал, испытующе глядя на меня поверх чашки, и я пробормотала:

- Доброе утро.

- Доброе, - ответил он, сделал ещё глоток и поставил чашку на подоконник.

Потом снял меховой плащ и бросил его на стул. Под плащом у него был черный пиджак (я не знала, как назвать эту одежду иначе), расшитый тонкими серебряными нитями. Мужчина в черном. Пугающе, между прочим.

- Может, хотите что-нибудь к чаю? – ухитрилась выдавить я, теряясь под пристальным взглядом темных глаз. – Печенье, гренки…

Он опять приподнял брови – удивленно, насмешливо.

- Решила стать образцовой женой, Алинора? – спросил он с кривой улыбкой. – Ты головой, часом, не ударилась?

- Да, - подтвердила я с радостью. – Ударилась.

- Оно и видно, - проворчал он, снова мрачнея. – Признаться, я не хотел приезжать, - он отвернулся к окну, и теперь голос звучал глухо, но я почувствовала себя свободнее. – Не хотел приезжать, не хотел тебя видеть, но Малыш настаивал, что нам надо помириться. Малыш считает, что моя семейная жизнь должна быть безупречной. Никаких скандалов.