Картины…

Я поняла, что всё равно не усну. Снова оделась, кое-как закрепила шпильками волосы и отправилась искать экономку. Может, удастся найти какое-нибудь дело, чтобы время прошло быстрее. Изюм перебирать или стирать пыль с мебели – я ведь вполне это могу.

Проходя мимо лестницы, ведущей в комнату, где я расположилась со своими красками и холстами, я вдруг увидела на стене дрожащие пятна света – кто-то ходил по верхнему этажу, подсвечивая себе светильником.

Но я же просила слуг не наводить порядок в моей мастерской!

Подобрав юбку, чтобы не наступить на подол, я поднялась по ступеням и убедилась, что дверь в мастерскую и правда была открыта. И кто-то там был.

Я же просила…

Распахнув двери, сначала я никого не увидела и только потом заметила, что у стены на корточках сидит незнакомый мужчина. Держа в одной руке кованый светильник в стеклянной колбе, другой он повернул к себе набросок портрета Ксандра Левенштайля.

Мужчина был так увлечён, разглядывая картину, что не услышал, как я вошла. Он был худощавый, с длинным носом и острыми скулами. От светильника его волосы казались рыжими, как огонь. Одет мужчины был в белую рубашку с тонкими кружевами на вороте и манжетах, и в простую куртку, какую в доме Левенштайлей носили только дворовые слуги.

- Кто вы и что здесь делаете? – спросила я строго, решив, что вряд ли мужчина был вором.

Вор не стал бы забираться в полупустую комнату и перебирать незаконченные картины.

Мужчина вздрогнул от звука моего голоса и чуть не уронил светильник. Тот опасно качнулся, и масло зашипело. На всякий случай я отступила к порогу. Если придётся звать на помощь…

- Уф, вы меня напугали, нежная дама! – рыжий мужчина даже схватился за сердце, показывая, как испуган.

Так как в одной руке он держал светильник, а в другой – картину, жест не слишком удался. Подумав, мужчина поставил на пол светильник и прижал ладонь к сердцу, закатывая глаза. Картину он сунул, между прочим, под мышку. И это не понравилось мне так же, как и нелепая шутка.

- Будьте добры вернуть портрет моего мужа на место, - сказала я ещё строже. – Он ещё не дописан, и масло не высохло.

- Так вы – жена Кс… милорда Левенштайля? – живо спросил мужчина и схватил картину уже обеими руками и продолжая рассматривать портрет. – Это чудесно, миледи, что я, наконец, с вами познакомился, но меня, признаться, больше интересует имя художника.

От меня не укрылось, как он чуть не назвал герцога по имени, и это понравилось мне ещё меньше, чем глупые шутки.

- Мы с вами не знакомились, - напомнила я. – Вы не назвали своего имени, хотя я уже спрашивала, кто вы.

- А вы не назвали мне имя художника! - пылко произнёс мужчина. – Кто этот волшебник? Получилось очень красиво и похоже!

Даже если бы он был вором, я простила его в тот же миг. Нет ничего слаще для самолюбия художника, чем когда хвалят его работы.

- Вообще-то, это – набросок, - пояснила я небрежно, стараясь не показать, как обрадовала меня эта случайная похвала не понять от кого. – Я написала его, пока муж согласился позировать.

- Ксандр согласился позировать? – изумился рыжий мужчина и только потом посмотрел на меня внимательнее, чем на портрет. – И я не ослышался? Эту красоту сотворили вы?  

- Что в этом странного? – ответила я ему. – Вы из тех, кто уверен, что женщины ни на что ни способны?

- Он из тех, кто вечно суют нос не в своё дело, - раздался за моей спиной голос того, кто был изображён на портрете. – Что вы оба здесь делаете? – Ксандр Левенштайль появился бесшумно, как хорошее привидение, и с обычным выражением лица – угрюмо-замкнутым и подозрительным.