И я упала на колени, сраженная резким переходом от милой заботливой сестренки к отвратительной паучихе, заманившей меня в свою паутину и вонзившей ядовитые жвала прямо мне в шею.

Захлебываясь слезами, я хотела крикнуть, как она могла, но у меня не получалось вымолвить и слова.

А Агнесс стояла надо мной, такой жалкой и убитой горем, в свадебном платье, в драгоценной короне, облитая золотистыми лучами заходящего солнца, и была в этот момент поистине прекрасна, словно мои слезы и страдание напитывали ее силой и красотой.

– Ты просто не можешь себе представить, замухрышка, как же мы страдали от того, что в нашем доме поселилось воняющее силосом и навозом уродливое нечто, которое нам приходилось называть своей дочерью и сестрой.

Я опустила голову и заткнула уши, чтобы не видеть ее, не слышать ее.

Но каждое ее последующее слово набатом отдавалось у меня в голове.

– Каких же усилий мне стоило терпеть твои потные медвежьи объятия и называть тебя дурацким словом «сестренка», – продолжала Агнесс, словно заколачивая крышку гроба, в который уложила меня живьем. – Изображать щенячий восторг от этого унизительного родства, выслушивать твои омерзительные откровения. Сдерживать хохот, давая тебе советы, и убеждать тебя в том, что ты достойна стать избранницей Эдриана. Моего Алого Генерала. Знаешь, Эдриан даже забавляла вся эта ситуация. Его забавляла ты. Он даже находил изощренное удовольствие в том, что мы делаем. Но я… Я всегда тебя ненавидела. Лишь только ненавидела. И ничего больше. Больше всего на свете я мечтала, чтобы все это скорее закончилось. И вот этот миг наступил. Сегодня я впервые за этот год по-настоящему счастлива.

И Агнесс улыбнулась – яркой, ослепительной, вдохновенной улыбкой.

– Ради чего? – хрипящим шепотом выдавила я. – Ради чего все это?

Сейчас мне нужно было услышать ответ.

– Ради того, чтобы мы с Эдрианом не встречались тайно, а смогли пожениться и быть вместе, – просто ответила Агнесс. – Наш брак был обговорен еще до того, как тебя притащили в наш дом с помойки, отмыли и дали поиграть в особу голубых кровей.

Она грубо схватила меня за правую руку выше локтя и рывком подняла с колен.

– Ради этого, – Агнесс показала на татуировку-череп на тыльной стороне моей ладони. – Ради проклятия.

– Я проклята…

– Теперь ты – чумная, сестренка… Ах, снова это «сестренка»! – Агнесс с досадой хлопнула себя по лбу. – Привычка, ну надо же… Мареновая чума сожрет сначала твои внутренности, затем тело, а затем и разум. Ты же знаешь, что это такое. Возможно, ты могла бы поискать лекарство, но… Вряд ли уже успеешь!

С этими словами Агнесс выхватила из вороха тканей своей белоснежной юбки маленький черный кинжал с большим рубином на рукоятке и вонзила мне его прямо в грудь.

Я пошатнулась, ощущая только боль, боль, боль…

Боль наполнила меня до краев, ее было слишком много для одного человека – этой моральной и физической боли, я не могла больше нести ее в себе.

Кровь залила мою грудь и закапала на руки и белоснежное свадебное платье Агнесс.

Она недовольно поморщилась и провела пальцами по роскошной ткани.

Уродливые бурые пятна исчезли под действием магии воды, которой повелевала Агнесс.

Именно из-за этого редкого дара ее называли Избранной и Надеждой Империи засушливой Серинити.

Все вокруг помутилось.

Рукоятка кинжала торчала из моей груди, воздух с шумом уходил из легких, а в горле встал медный привкус крови.

Я понимала, что умираю.

Понимала, что мне оставались считанные минуты жизни.

– Я всегда завидовала тебе, Фиона, – сказала Агнесс, медленно, почти нежно подтолкнув меня к краю площадки.