А так хотелось надеяться, что с годами что-то изменится. Потолстеет или полысеет там, тем самым подтверждая, что я зря по нему страдала.

Не полысел…

Все также высок. Стал еще шире в плечах, что я на фоне этого акселерата ощутила себя Дюймовочкой-недоростком. Печалька.

Боже, сколько трудов насмарку! С переездом, в смысле.

Так заморочиться, и так глупо столкнуться лоб в лоб с нежелательным субъектом.

- Какой я тебе дядя, Любава? - все еще продолжил скалиться Савельев, с недоумением вытаращив на меня свои красивые глазки. Еще и придержал дверь, пропуская вперед нас с тётей Шурой.

- Ну, не тётя же. Да, тёть Шур? - хмыкнула, переключив свое внимание на третье лицо в нашей, случайно образовавшейся, компании.

- Ить Любка, ты шо это?  Никитку не признала?

- А должна? - насупилась я воинственно, чувствуя, что закипаю и никак не могу справиться со своими эмоциями.

Даже шутки злые. Не смешными какими-то выходят.

- Спасибо, конечно, вам, тетя Шура. Если бы вы не подогнали мне такого «помощника», - едва сдержалась, чтобы не сказать «грузчика», - пупок бы я себе порвала, однозначно.

- Александра Даниловна, да не трогайте вы её, - не дал тете Шуре разразиться праведной тирадой возмущения в мою сторону Савельев. - Всё она помнит, просто не в духе. Устала, наверное? - уже не так широко улыбаясь, посмотрел он на меня с сомнением.

- Конечно, - радостно подтвердила я. - Я в отличие от некоторых, провалами в памяти не страдаю.

Такой тонкий намёк на толстые обстоятельства, как булыжник в огород конкретного адресата.

После моих слов, Савельев резко затормозил и обернулся, чтобы заглянуть в мое лицо. Что он там, интересно, захотел увидеть?

Чуть тётку Шуру не сшиб со своим непредсказуемым торможением.

Я же взгляд свой отвела, нарочито игнорируя все эти его «гляделки».

- Ох, - схватилась за меня Александра Даниловна.

- Аккуратно, тётя Шура, - поймала её за руку, не давая грохнуться со ступенек.

Она может. Еще и меня за собой потащит.

- Чяго это ты тут с Никиткой собачиться удумала? - зашептала мне на ухо любопытная бабулька, мигом сообразив, что наше общение с бывшим соседом совсем не походит на дружелюбное. Скорее, наоборот.

Естественно, её шепот был такой громкости, что для Савельева озвученный вопрос не остался секретом.

- Шли бы вы, тётя Шура, домой что ли, - таким же шепотом порекомендовала я.

- Грубиянка! - ожидаемо оскорбилась на меня соседка. - Отца на тебя нет, с розгами.

- Папа меня никогда не бил, - напомнила в сотый раз тете Шуре о неразумности её аргумента.

И вообще! Пора заканчивать этот балаган.

Никита как раз добрался до двери моей квартиры.

Я, обогнув тетю Шуру, молча достала ключи, открыла замки, и решительно взялась за ручки сумок, пытаясь их забрать из рук Савельева.

- Спасибо за помощь. Дальше я сама, - упрямо поджала губы, посмотрев прямо в глаза Савельеву.

Не знаю, долго ли бы длилось наше молчаливое противостояние, но голос тёти Шуры быстро вернул нас в реальность.

- Ты погляди на это, че делаИтся, Лада Андреевна. Любка-то наша твоего Никитку решила не признавать.

- Здравствуй, Люба! Давно не виделись, - невозмутимо вежливо улыбнулась мне мама Савельева, не поддавшись на подначку тёти Шуры.

Я же говорила, она интеллигентка до мозга костей.

Теперь я поняла, почему мне Александра Даниловна за время нашего подъема по лестнице ничего нового про Никитку не выдала. Как, впрочем, и Светка ничего выдающегося о нём не сообщала ранее.

А всё просто. Нет информации. В «погремушки из своей избушки» Лада Андреевна никого не посвящает. Со стороны все выглядит благопристойно. Чинно, мирно, благородно.