Я и потопала.

«Ох ты ж ежики зеленые!» — повторила про себя любимую фразу подруги, когда увидела себя в зеркало. Чучело огородное... Глаза опухшие, на голове — воронье гнездо.

Я привела себя в порядок, насколько это было возможно, и вернулась на кухню.

Аля кивнула на кружку с кофе, мол, пей, и тут раздался дверной звонок.

— Странно, я никого не жду.

Подруга хмыкнула и пошла открывать, я — за ней.

За дверью стоял улыбчивый молодой парень в синей униформе с логотипом одной из известных курьерских служб.

— У меня посылка для Милы Ремезовой.

Мы с Алей переглянулись. О том, что я у нее, точно не знал никто.

Зато мог предложить — известно кто. Ремезов, черт его дери.

Я поежилась. Ничего приятного почему-то не ждала. Что он придумал?

Алька тоже настороженно пялилась то на курьера, то на меня.

Наконец парень не выдержал и повторил вопрос:

— Так Мила Ремезова здесь проживает? Могу я ее увидеть?

Ну, проживает — сильно сказано. Впрочем, курьеру такие подробности ни к чему.

Я обреченно кивнула и достала из сумки паспорт.

А через пять минут, закрыв за курьером дверь, мы обе непонимающе таращились на большую коробку.

Я-то думала, он цветы пришлет или пару чемоданов с остальными моими вещами. Письмо на худой конец.

Но нет. Там явно лежало что-то другое. Да еще и тяжелое! Коробка весила килограммов десять, не меньше.

Алька притащила ножницы, и мы там же, в коридоре, принялись распаковывать «подарок».

Глаза полезли на лоб, и я удивленно ахнула. В коробке находилась «Джуки». Моя «Джуки»! Швейная машинка, которую муж подарил мне в честь окончания первого года обучения. Отдал за нее баснословные деньги. О, как я прыгала от восторга! Это же мечта, а не машинка.

— Милка, так это же подарок небес, — воскликнула подруга. — Ты же теперь сможешь шить и деньги зарабатывать. И уж точно обойдешься без Ремезова.

Вдруг она в недоумении что-то пробормотала себе под нос, подалась вперед, а в следующее мгновение жестом фокусника вытянула из коробки белоснежный конверт. Протянула его мне, поджав губы.

Надпись на запечатанном прямоугольнике гласила: «Моей любимой Пушинке».

И если раньше я мурлыкала от удовольствия, когда Олег меня так называл, то теперь почувствовала лишь отвращение.

Вообще, гордое прозвище Пушок и Пушинка я, Мила Пушкова, носила с детства. И полностью его оправдывала. Как мне рассказывали, эту фамилию я, ребенок-отказник, получила благодаря медсестре, которая ухаживала за мной в роддоме.

У меня с рождения на голове красовались светлые волосики, которые пушились не хуже одуванчика.

Прошло двадцать три года, а ничего не изменилось, и я порой жутко завидовала девушками с длинными гладкими волосами. Чтобы получить такие, мне приходилось тратить много времени.

Я видела, что Аля сгорала от нетерпения. Взглядом показывала: открывай уже.

Только вот мне не хотелось.

Почему-то никак не покидало ощущение, что ничего хорошего от щедрого жеста Олега и его письма ждать не стоит. Что-то тут точно было нечисто. И даже моя любимая машинка казалась мне не подарком небес, а Троянским конем.

Мы вернулись на кухню и сели за стол. Еще несколько минут я завороженно гипнотизировала письмо взглядом. Потом все же опасливо протянула руку за ножом и вскрыла конверт.

«Моя любимая Пушинка!

Начну с самого главного: что бы ты ни думала, я безумно тебя люблю.

Хотел положить в конверт ключи, чтобы ты вернулась домой, но ты ведь их не приняла бы, верно?»

Я закатила глаза, представив едкую ухмылочку Ремезова, когда он это писал. Не, ну так-то он угадал — не приняла бы. Продолжила читать вслух: