- Л-л-летом мачеха м-м-меня в л-л-лес за яг-г-гелем послала, - продолжала Настенька, пока я вспоминала мох под снегом, который едят олени.
- Она у тебя случайно не беременна? – спросила я, с некоторым подозрением.
- Х-х-холодно мне! Д-д-дайте шубоньку согреться! – взмолилась Настенька. И протянула ко мне рученьки.
- Сейчас уже деревня. Скоро-скоро. Тебя с такими приданным целая очередь из мужиков выстроится тебя отогревать, - успокоила я, хватая ее за руки. – Смотри, ты сейчас возвращаешься домой. Показываешь в деревне ларец. Выстроится очередь мужиков. Из них выбирай самого симпатичного, неженатого и непьющего. Это важно! С избой, желательно! И, прощай, мачеха! Поняла меня?
- Мне один н-н-нравится па-па-парень, - созналась Настенька. – Егорушкой зовут-т-т! Пустите погреться!
- Не пущу! Помрешь, - выдохнула я, пока волчица вела нас по лесу, показывая дорогу. Даже метели стихли. Ни ветерка! Ничего!
- Т-т-только он с М-м-матроной гуляет-т-т, - рассказывала Настенька. – Ж-ж-жениться на ней собирался!
Я из любопытства заглянула в ларец, видя поверх серебра нитку жемчуга и перстень.
- Я бы так не сказала, конечно, - заметила я, прикидывая, сколько в ларце украшений и поглядывая на Настеньку. – Что прямо жениться… Я бы даже сказала, что у них отношения на ладан дышат… Я тебе серьезно говорю!
- Сколько до леса… Ой, до деревни? – спросила я тихо у Буранушки.
- Еще две версты, - проворчал он тихо. – Дымок уже виден!
- Их любови еще версты две осталось, - усмехнулась я, придерживая и ларец и Настеньку. – Ну, может, две с половиной!
Деревня показалась внезапно. Если честно, то я ожидала увидеть большее. Три десятка занесенных снегом домишек, из которых в небо тянулись дымки.
- Не ходи в деревню! Нельзя тебе! – послышалось ворчание Бурана.
- Прощаться будем, Настенька! Удачи тебе! – вздохнула я, вручая ей ларец и отряхивая девицу от снега. – Дорогу знаешь, сама дойдешь!
- Ой, спасибо тебе, Бухабрюшка, - поклонилась в пояс Настенька. – Благодарствую тебя за все!
- Все, все, все! Иди, иди! – намекала я.
- Век буду помнить доброту твою! – нараспев затянула Настенька. – Век не забуду! И то, как приданое мне дала… И то, как …
- Да иди уже! – рявкнула я, видя, что мне шестой раз в пояс кланяются.
- … и детям своим расскажу, и внукам, - кланялась Настенька. – И век благодарить буду за щедрость твою!
- Дома мед есть? Если есть, тащи сюда! – потребовала я. Здесь оставишь! Вот и вся благодарность! – заметила я, глядя на мой снегоход «Буран».
- И кишочков, - провыла метелью волчица.
Я хитро улыбнулась, слыша ворчание Бурана: «Нет, чтобы просто выкатить, так она с ней, как панькалась!». Ничего – ничего, сейчас, если все нормально будет, Карачун лишиться двух верных слуг.
- Как домой доберусь, принесу медочку и кишочков! – снова раскланялась Настенька.
- Буранушка, рявкни на нее, чтобы быстрее домой бежала! – попросила я медведя, спрятавшегося в кустах.
- Домой иди, дуреха! – рявкнул Буран, вылетая из кустов и прерывая поток вежливости. Глаза Настеньки сделались круглыми – круглыми. Она дико завизжала.
- Ааааа! Медведь!!! – завопила Настенька и стремглав в деревню бросилась. – Помогите! Спасите!
- Вот так я их и отогреваю, - произнес Буран. – Да, Метелица? Как думаешь, принесет девка меду?
- Не знаю, - заметила волчица, садясь рядом. – Люди, они не очень благодарные.
- Раньше нас Карачун кормил! Или сами, что найдем, когда он улетал куда-нибудь с морозами! – проворчал Буранушка. – Давайте решим как. Ежели девка обещание исполнит, то и дальше будем выводить из лесу… А ежели нет, то по старинке как-нибудь.