? Конечно. Это желание постоянно присутствовало в моей жизни: взгляд ловил отблеск дорогих украшений на запястье, на шее, на стене в спальне были развешаны фотографии домов мечты вместо постеров с лицами мальчиков, как это было принято у девочек моего возраста. Но я избегала мужских рук с двенадцати лет, так что желание, чтобы мужчина прикоснулся ко мне, – это новый опыт.

Кажется, мне это нравится.

В первый раз Эдди целует меня возле своей машины, припаркованной у ресторана. На его языке вкус красного вина, которое мы вместе пили, и, когда его руки обхватывают мое лицо, я чувствую себя не загнанной в ловушку, а… защищенной. И красивой. Мне нравится явное огорчение в его глазах, когда я отстраняюсь: это естественно, здесь главное – выдержать время, и я не собираюсь лишать себя настолько больших перспектив, став легкой добычей. Так что сейчас любая близость ограничивается поцелуями и случайными страстными прикосновениями, его ладони скользят по моим плечам, бедрам, мои пальцы покоятся на твердых мышцах его живота, но не опускаются ниже.

Думаю, ему уже давно ничего не приходилось ждать, так что он вполне может дождаться меня.

Но у меня кружится голова не только от поцелуев и желания, которое я испытываю к Эдди. Меня покоряет то, насколько Эдди внимателен к деталям. Внимателен ко мне. На третьем свидании – мы едим сэндвичи в одном местечке в Веставии – я достаю из холодильника бутылку крем-соды и, не успев остановиться, рассказываю Эдди историю о приемном отце из той поры, когда мне было десять. Он был одержим крем-содой, покупал ее в магазинах целыми ящиками, но никогда не позволял мне или второму приемному ребенку, проживающему с нами в то время, Джейсону, прикасаться к ней – что, конечно, превратило для меня крем-соду в самый желанный напиток. Я поражена тем, с какой легкостью говорю про тот случай; конечно, не все в этой истории соответствует истине. Я опускаю часть о приемной семье, просто сказав «мой отец», но это самое правдивое, что я сообщаю о своем прошлом кому-либо за многие годы. Эдди не выспрашивает подробности и не смотрит на меня с жалостью. Он просто сжимает мою руку.

Когда на следующий день я прихожу к нему домой, холодильник забит бутылками из темного стекла – не тем дешевым дерьмом, которое покупал мистер Леонард, а достойным напитком, который продают только в дорогих гастрономах и высококлассных продуктовых магазинах.

Я так долго скрывалась в тени, что есть что-то опьяняющее в том, чтобы позволить Эдди увидеть меня по-настоящему.

Джон догадывается, что что-то происходит, его глаза-бусинки еще более настороженно, чем обычно, следят за мной в квартире, но даже это меня сейчас не волнует. Мне нравится хранить свой секрет и от него, самодовольно улыбаться, постоянно приходить домой в разное время.

Но все это – целоваться с Эдди, издеваться над Джоном – ничто по сравнению с тем, что я чувствую сейчас, когда сижу на корточках перед клеткой Медведя, куда завела его обратно после прогулки, и слушаю, как миссис Рид разговаривает по телефону.

– Эдди с кем-то встречается.

Я позволяю себе слегка улыбнуться. Я ждала этого момента, но он приносит мне даже больше удовлетворения, чем я себе представляла. Пробегающий по телу трепет сравним с тем, что я чувствую, когда краду кольцо или кладу часы в карман. Возможно, даже приятнее.

– Я знаю! – раздается возглас миссис Рид у меня за спиной.

Повисает пауза, и я гадаю, кто же ее собеседник. Может быть, Эмили? Они то ссорятся, то мирятся, но на этой неделе у них перемирие. Достаточно лишь одного ехидного комментария о том, что чьи-то штаны для йоги слишком тесны, или ядовитого копания в причинах отсутствия детей, и тогда они снова начнут враждовать – но на данный момент они лучшие подруги. И говорят обо мне. Правда, они не знают, что обсуждают меня, и это самое забавное, то, чего я ждала неделями.