За короткие три месяца у Гудманов Стивен стал для меня чем-то большим, нежели просто другом, – тем, кого принято называть «родственной душой». Мы могли часами разговаривать и смеяться. Правда, с юмором были проблемы: чопорный англичанин упорно не понимал ни одной моей шутки. Может, трудности перевода? Тем не менее, Стив стал единственным, кого я посвятила в свой секрет...

Сама я о беременности узнала уже в Англии банально: задержка – и тест сразу показал положительный результат. Не скажу, что это стало для меня неожиданностью... Но была искренне счастлива. Меня не мучила тошнота, не было каких-то особых пристрастий в еде, не изводили резкие перепады настроения. Да и чувствовала себя прекрасно... до настоящего дня. Сегодня я безумно испугалась, что потеряю ребенка, который стал для меня тонкой, но такой ценной нитью, связывающей с той жизнью, которую оставила в России.

Вспоминала ли я Макса? Каждый божий день! Вглядывалась в лица прохожих, искала взгляд его сине-зеленых глаз в толпе незнакомых мне людей, надеясь, что он выйдет из припарковавшейся на обочине машины. Как тогда в Париже, уверенно и властно увезет

меня с собой. Это доходило до безумия. Но в какой-то момент я не решила, что хватит себя истязать, и открылась для новой жизни.

Теперь я – прилежная студентка одного из престижных вузов Великобритании и будущая мама. Это все, что на данный момент имеет значение.

2. Глава 2

На следующий день Амелия уже была у меня в больнице. Она неуверенно вошла в палату и, не обронив ни слова, села на самый край кровати. Молчала и я, опустив взгляд на свои руки. Мама глубоко вдохнула, будто готовясь сказать нечто важное, но вместо этого погладила меня по голове.

Я опешила от такого аттракциона невиданной ласки. Что? Да она всегда держала меня на расстоянии. Её родительский максимум – это изобразить объятия или коснуться дыханием (даже не губами) моей щеки. Я смотрела в грустные и виноватые глаза Амелии, и мне казалось, что это какая-то параллельная реальность.

– Прости меня, доченька, – тихо произнесла она, окончательно ломая программу в моём сознании. – Я испортила тебе жизнь!

Из её небесно-голубых глаз потекли слёзы, капая на мою руку. Я отдернула кисть и с подозрением взглянула на маму.

– Если ты имеешь ввиду мою беременность, то уже слишком поздно, чтобы делать аборт. В любом случае, я никогда бы не пошла на это. Придется тебе смириться, – строго и холодно проговорила я. – И не смей меня жалеть! Я хочу этого ребенка.

– Нет, дорогая, нет, – Амелия активно замахала головой. – Ты вправе сама решать, что тебе делать. Больше никогда не буду лезть в твою жизнь, обещаю, – заботливо провела рукой по моей щеке и лбу, убирая растрепавшиеся локоны.

Я затаила дыхание, боясь спугнуть момент. Какой же долгий путь пришлось пройти Амелии, чтобы перестать воспринимать меня как забавную игрушку, а наконец-то признать во мне личность.

– И я даже могу вернуться в Россию, если захочу? – осторожно спросила я. Попытка не пытка!

Амелия испуганно заморгала, но, заметив мою настороженность, взяла себя в руки и произнесла как можно спокойнее:

– Да, но не сейчас, – сглотнула и притихла задумчиво.

– Амелия! – строго сказала я, будто это она – моя дочь, а не наоборот. – Что ты от меня скрываешь? Что там происходит?

Сердце умоляло меня спросить о Максе и тоскливо сжималось. Но я боялась, что если ещё хоть раз произнесу это имя вслух, то воскрешу ту невыносимую боль, что похоронила глубоко в душе. Мотнула головой, отгоняя от себя грустные мысли, и вопросительно посмотрела на мать. Она усиленно прятала взгляд.