— Иди и посмотри, — проговорил он с нажимом, чуть склонив голову. Будто забодать меня собрался. — Сама.

— Ну, ладно, ладно! — сдалась я. — За супом только присмотри!

Я передала ему ложку и двинула посмотреть на необычных посетителей.

Ну, было от чего удивиться, скажем прямо.

Лесорубов, угольщиков, дровосеков еще не видно, зато за одним из столов, важно, как званые гости, сидели мамаша с папашей моего бывшего непутевого муженька!

В груди моей закипело, руки сами уперлись в бока.

— Какими судьбами в наши края? — язвительно поинтересовалась я, подходя ближе к этой парочке. Даже поздороваться позабыла.

Эта пара пиявок хором, не сговариваясь, уставились на меня.

Старик из внутреннего кармана своего черного, унылого одеяния вынул ложку и с противным хлюпаньем ее облизал.

Нет, каковы!

Разоделись как в церковь! В самое лучшее и нарядное.

Бабка нацепила чепец с оборками и лентами, на плечи натянула нарядную шаль. Под дряблым подбородком, на груди, у нее поблескивала дорогая брошь.

Старик за воротник заправил белую салфетку и расправил ее, чтоб не заляпать манишку при еде.

Весь их вид с ложками наготове говорил о том, что они собираются вкушать ужин.

— Ужин давай, — весьма нелюбезно ответил дедуган, тоже не здороваясь. — Да поживее.

Я перевела дух, изо всех сил сдерживаясь, чтоб не треснуть этого старого хмыря по голове, например, стулом.

— И не дерзи нам тут, милочка! — строго проскрипела старуха, глядя на меня своими сердитыми глазками. — Я не терплю дерзости! А будешь с нами невежлива — расскажу твоему хозяину, и он как следует поколотит тебя!

Я от злости только зубы стиснула. Ну, эти могут наябедничать и просто так, лишь бы нагадить и посмотреть, как папаша Якобс будет считать мне ребра… Небось, ради этого шоу и притащились?

— Так чего желаете? — как можно вежливей произнесла я, желая только одного: чтоб мой взгляд прожег их насквозь!

— Тебе же сказали, — так же сердито ответила бабка. — Изволь подать нам ужин, да поскорее!

Она передернула плечами, словно ей было зябко.

Или очень противно, будто она вляпалась рукой в соплю на заборе.

— Какая же тупая, — словно размышляя вслух, произнесла старуха. — Голова что решето… Сколько ж раз нужно повторить, чтобы она хоть что-то запомнила! И как сынок жил с нею! Маялся, небось, бедный…

— Да, — поддакнул старик серьезно. — Все беды в его жизни от баб. Говорил я ему, не женись. К чему хорошему привела эта женитьба? С такой женой немудрено загулять.

Старуха плаксиво скривила рот.

— Ах, — выкрикнула она, выдавливая из глаз пару слезинок, — это от отчаяния! Это все от горя, от безысходности и от отчаяния! Когда дома беда, разве будет в жизни что-то ладиться?!

Старик, утешая, погладил ее по плечу и зло зыркнул на меня.

— Поломала жизнь нашему сыну! — злобно рыкнул он.

— Исчадие ада, — всхлипывала притворно старушонка.

Господи, удержи меня от смертоубийства! Я уже хотела вцепиться в ее цыплячью тощую шейку! И трясти до тех пор, пока ее голова, похожая на растрепанный капустный кочан, не отвалится!

— Что там у вас подают сегодня? — проскрипел старикашка. — Мне двойную порцию! Я зверски голоден.

— Сегодня у нас гороховый суп с копченостями, — ответила я. — Миска будет вам стоить четыре медных монеты, потому что в нем мясо, и много! Наливать?

Старик даже ложкой от злости по столу треснул. А бабка оскалилась приветливой улыбкой людоедки.

— Милочка, твоей наглости нет предела! — сказала она ядовитым сладким голоском. — Что значит — «будет нам стоить»? Мы что, пришли сюда для того, чтоб тебе деньги просто так платить? Нет уж! Деньги надо заработать!