– Не думаете же вы, дорогая Арлет, что выйти замуж за маркиза и выйти замуж за низшего офицера на дальней пограничной заставе – это одно и то же? Как можно сравнивать одного из первых вельмож страны и, уж простите великодушно, мужлана, привыкшего разговаривать только со своими солдатами?
Это прозвучало несколько грубовато, но, похоже, маркиз Ренуар был любимчиком всего Монтерси, и жители городка готовы были броситься в бой за своего сюзерена.
– И, тем не менее, через несколько месяцев, после того как закончится срок действия договора, и меня, и мадемуазель Мюссон ожидает одно и то же – скучное одиночество, скрашивать которое можно будет лишь воспоминаниями о наших недолгих браках, – возразила моя соседка.
Я участия в этом споре не принимала – если бы мадемуазель Тьери знала, что толкнуло меня на этот брак, она воздержалась бы от сравнений.
– Вот уж нет, дорогуша, – продолжала стоять на своем мадам Преваль, – эти шесть месяцев Айрис проведет в настоящем замке. И неужели вы думаете, что его светлость допустит, чтобы его, пусть и временная, жена хоть кому-то уступала своими нарядами и драгоценностями? Поверьте – она, как и его настоящие жены, будет ездить в карете с гербом и есть с фарфоровых тарелок.
Мадемуазель Тьери рассмеялась:
– Вот уж, право, ей бы лучше ничуть не походить на его предыдущих жен – не то она закончит столь же печально. Ведь всем известно, что над Лефеврами нависло проклятие, и именно поэтому его светлость вынужден был заключить хотя бы такой брак. Да-да, я слышала, что ни одна благородная девица уже не соглашается стать его женой.
Парировать и этот выпад мадам Преваль уже не смогла – но не потому, что утратила свой боевой пыл, а потому, что перед дверью ее булочной как раз остановилась карета его светлости. Но Арлет и сама предпочла прикусить язычок – повторить в лицо маркизу всё то, что она сказала за его спиной, она бы ни за что не решилась.
Впрочем, Ренуар в булочную так и не зашел – за моим саквояжем явился кучер. Мадам Преваль обняла меня со всей теплотой, на какую только была способна. И, как я ни отказывалась, она всё-таки вручила мне большой шоколадный торт в круглой, перевязанной бантом коробке.
– Ах, милочка, может, и не скромно так говорить, но его светлость любит мои торты и непременно требует, чтобы мадемуазель Мишель заказывала их на все торжества. Да-да, он тот еще сладкоежка!
Такая характеристика маркиза совсем не вязалась с тем представлением, что сложилось у меня в голове, но я предпочла просто улыбнуться в ответ.
Я села в карету и сразу почувствовала себя неуютно. Мы с маркизом сидели друг против друга, но я предпочитала смотреть не на него, а на дорогу. Теперь я оставалась совсем одна – без поддержки родных и знакомых. И только сейчас я осознала, на какое безрассудство решилась.
С чего я взяла, что сумею сделать то, что не удалось судебным дознавателям? Если бы найти доказательства, изобличающие Ренуара, было так легко, то это давно уже кем-то было бы сделано. У его погибших жен наверняка были отцы и братья, готовые за них отомстить, и если даже они не нашли, как привлечь маркиза к ответу, то на что рассчитывала я?
Накатившая на меня паника была столь сильной, что я едва не потребовала остановить карету. Меня удержало только то, что мы уже выехали из города, а оказаться одной в темноте, на занесенной снегом горной дороге, было еще страшней.
Я боялась поднять глаза на своего визави – мне казалось, что он сразу же увидит в моем взгляде ненависть и догадается, что я не просто так согласилась на этот брак. Так мы и ехали в молчании первую половину пути. А потом его светлость заговорил.