Ох…

— Но тогда почему… — мысли путаются.

Я выгляжу, как дурочка, наверное, но я не могу его понять! Не могу раскусить! Он меня швыряет из стороны в сторону и меняет подход. То пугающий, то нежный, то давящий. Просто не дает передышки! Стоит привыкнуть видеть его в одном амплуа, как он мгновенно меняется и держится иначе.

Опасный хищник и слишком хитрый. Похоже, я недооценила его. Сильно недооценила, посчитав, что он может давить лишь силой, а он… Опытный. Психолог. Мгновенно находит слабости. Слишком умело играет на нервах, на струнах души. Выдергивает их по одной.

С мясом…

— Ты хотела что-то спросить? — уточняет. — Спрашивай!

— Ты сказал, что будешь единственным, кто станет меня касаться! — говорю, покраснев. — К чему тогда разговоры о других женщинах?

— Все верно. Я буду единственным твоим мужчиной, но… — выдерживает паузу. — Неужели я обещал, что ты станешь моей единственной?

Багратов отходит, я больше не могу стоять и просто сажусь на мягкий стул, будучи разбитой. Растеряна, дезориентирована, уничтожена морально. Не хочу, чтобы Багратов других женщин лапал! Не хочу — и все тут. А он, похоже, только и добивается, чтобы я открыто признала свои чувства. Дала ему еще один повод укоротить поводок.

Причем, сам никаких гарантий не дает. Лишь призрачные намеки, мол, будешь со мной ласковой — не пожалеешь! Но этого мало… Как же клятвы в любви и верности?! Уффф… О чем ты, Серафима? Он бандюк, только своей пушке предан, в любви ей поклялся…

— Приятного аппетита. Не забывай, у тебя режим!

Уходит. Мягко прикрывает за собой дверь. Ооо, как я его ненавижу! Сквозь слезы смотрю на тарелки с завтраком. Ненавижу. Ненавижу. Зачем было создавать ощущение сказки? Эти трепетные жесты, завлекающие объятия, страстные, но нежные поцелуи, проникающие глубоко в кровь?

Зачем… Чтобы потом было легче ударить. Ему удалось. Не в силах совладать с эмоциями, смахиваю тарелки на пол!

Звон битой посуды ничуть не облегчает. Напротив, становится только хуже! Глухие рыдания вырываются из груди.

— Кстати, я забыл сказать, что сегодня прислуга, отвечающая за уборку, взяла выходной. Если что-то разобьется, придется тебе приняться за уборку… — прилетает в спину голос Багратова. — О, надо же. Уже разбилось. Какая, должно быть, скользкая скатерть! Все с нее летит на пол. Да, Серафима?

— Да. Скатерть скользкая! — отвечаю сквозь слезы.

— К вечеру будь готова блистать.

— Я не…

— Я так хочу! — добавляет стали в голос. — Не хочешь есть, значит, не сиди без дела! Ты знаешь, что делать, и как обращаться с совком. Ликвидируй бардак. Я больше не намерен терпеть твои детские выходки! Жена — значит, жена. Взрослей, Сима. Мне нужна стрессоустойчивая жена. И ты это можешь. Соберись!

***

После завтрака пришлось заняться уборкой, пылая от негодования. Но в этом я уже никак не могла винить Багратова. Сама разбила посуду, самой и убирать пришлось.

Уборка заняла некоторое время, за этот период я немного успела остыть и собраться с мыслями. Пыл немного угас, от злости остались лишь тлеющие угли. Немного ныло в груди, под самым сердцем. Я не хотела признавать очевидного: мужлан Багратов меня зацепил так, как ни один мужчина.

Справедливости ради следует заметить, что я и с мужчинами толком не общалась! Из чистого упрямства подумала: у меня просто ограниченный круг общения. Вдруг бы мне попался кто-то другой, в которого я влюблюсь по-настоящему. Кто-то, кто станет меня ценить и любить в ответ…

С этими мыслями я спустилась на цокольный этаж, думая, что окончательно избавлюсь от мыслей о Багратове за привычными занятиями, составляя букеты. Понятия не имею, куда мне их девать, если Багратов продавать их не разрешает!