— Детишек еще нельзя, да? — спрашивает хрипло.

— Нет-нет. Нельзя. Нельзя! — голос срывается.

— Сколько?

— Что?

— Сколько нельзя? — снова целует отчаянно.

Мысли плывут в разные стороны. Совершенно не получается держать себя в руках. Пальцы Багратова забывают, что такое стыд. По телу словно струится живой огонь, которому нет преград. Багратов прижимает меня теснее и ближе, подводит губы к уху.

— Детишек, может быть, сегодня еще нельзя, но все остальное — можно.

— Нет!

— А кто мне запретит? — снова целует. — Ты?

— Да.

— Запрети! — требует. — Давай. Так, чтобы я захотел уйти и оставить тебя в покое.

— Уходи!

— Надо же! — щелкает языком. — Знаешь, что ты пропищала, Мышонок? Сказала: «Иди ко мне, любимый!» Я готов.

— Нет! Тебе послышалось! Любимый? Фантазируй дальше!

— Попытка меня прогнать провалилась! Не научилась ты мной командовать! Не доросла… Коготки не отточила.

Багратов покидает кабинку и подает мне большое полотенце.

— Сними с себя мокрую одежду и вытрись.

Отворачиваюсь, чтобы не смотреть, как переодевается он сам. Прячусь за большим полотенцем. Чувствую — смотрит.

— Пошли!

— У меня волосы мокрые. Надо просушить.

Багратов хватает меня за косу.

— Издеваешься? Тут работы на полдня!

— Не надо было тащить меня в душ неподготовленной!

Я подхожу к зеркалу, расплетаю косу и начинаю сушить волосы, пропуская пряди между пальцами. Багратов наблюдает за мной. К счастью, успел надеть халат. Сейчас он встал рядом за спиной и смотрит, не отрываясь, наблюдает за моими движениями. Он ничего не пропускает.

В голове роятся разные мысли. среди которых есть одна — цепляющая больше других: зачем мне одежда, когда Багратов смотрит так, словно я уже обнажена? Тщательно просушиваю волосы, тяну время. Багратов запускает пятерню, проводит ею вниз и вверх.

— Сухие уже, — его ладонь замирает у затылка и нажимает немного.

Вынуждает опустить голову вниз и внезапно проводит пальцами по коже головы, вызывая мурашки.

— Расслабься. Слишком зажатая.

Помассировав кожу головы, Багратов переводит пальцы ниже, на шею и на плечи, разминая умело и не щадя. Выгоняет из затекших мышц ступор, срывает с губ легкие вскрики.

— Хватит, наверное…

Большие пальцы массируют шею у основания, приятный жар волнами расходится по телу.

— Пошли!

Это уже не просьба, а прямой приказ. Не получится избежать близости. Я лишь хочу, чтобы он никогда не узнал, как сильно мне хочется того же, что ему. Можно ли обмануть реакции? Получится?

Едва мы переступаем порог спальни, Багратов неожиданно прижимает меня к стене и начинает целовать, не позволяя отодвинуться ни на сантиметр. Его ладони путешествуют по телу без ограничений, рождая искры. Я бы хотела не поддаваться. Не желаю показывать, что мне приятны его дразнящие, грубоватые поцелуи и касания. Но по тихому, довольному смеху Багратова понимаю, что провалила миссию.

— Я чувствую, как ты рядом со мной гореть начинаешь! Зачем сопротивляешься, Мышонок? Чего боишься?

Изнутри подкатывает что-то сокрушающее и жаркое, подавляющее волю. Закрыться не получается. Опасная грань слишком близко. Перед глазами начинает темнеть.

— Тебя. Я боюсь тебя.

— Дрожишь. От желания.

— Нет. Ты мне совсем не нравишься! — выдыхаю чуть слышно, едва держась на ногах от разгулявшегося по телу томления после откровенных мужских касаний.

Внезапно по телу проносится волна отрезвляющего холода. Что? Что произошло? Багратов резко отстраняется. Хватаю воздух со вкусом его поцелуев, повиснув на мужчине, чтобы не упасть. Едва не поскуливаю жалобно. Так хочется снова в тепло и жар его рук…