Я как ни пыталась, не выходило.

– На! Я тут для тебя луковку припасла! – заметила бабка. – Ты ее в платочек заверни… И глаза ею разотри!

Я поднесла разрез луковицы к глазам, а слезы выступили моментально.

– О, совсем другое дело! – потерла руки бабка. – Понимаю, что слезы проливать по нему не хочется, после того, что князь с отцом твоим сотворил…

Так, а этого я не знала!

Любопытство раздирало меня, а баба Дуня махнула рукой.

– Что было, то было… – вздохнула она. – Так что туда ему, князюшке, и дорога! Нечего прошлое ворошить, а то беду накличешь! Давай, девка! Сейчас выйдешь к тризне, лицо подымешь, чтобы все слезу видали. Коли на княжем месте чья-то задница греется, бровь нахмурь сурово! И скажешь. Ты почто княжеское место занял! Не успели князя, мужа мово. Прямо так и подчерни! Не успели мужа мово схоронить, а ты уже место греешь. Место, которое я сыну отдам, княжескому! Поняла?

Что-то мне туда не хочется! Я чувствовала, что меня там не ждут.

– А если ерепениться будет, так сразу и скажи! Значит, ты мужа моего со свету сжил, пес шелудивый! – бабка уперла руки в боки, а я боялась, что такое не повторю. – Ты на ус мотай!

Я пока что могла моргать.

– А если и после этого не слезет? – спросила я, понимая, что сейчас мне придется власть отстаивать.

– Вот тогда и скажи, что бабка твоя – ведьмой была. И знания тебе передала. Такую порчу на яйцах сделаю, что куриными яйцами не выкатаешь! – нахмурилась бабка.

– И что? Правда, сделаю? – спросила я, поглядывая на свои руки.

– Не знаю, не знаю, – заметила баба Дуня.

То, что бабка недоговаривает, было понятно по ее выражению лица.

– Пойдем! Луком глаза три! – скомандовала бабка, а я пожала плечами и стала тереть. Слезы брызнули, даже остановиться не могли.

Тяжелая дверь княжеских покоев скрипнула, а я пошла по терему в сторону приглушенных голосов, которые что-то обсуждали. Слов было не разобрать, а я понимала, что мне не очень-то и хочется!

С каждым шагом голоса становились громче. Огромные двери с девами – птицами, искусно вырезанными в угловатом узоре, распахнулись, а в часть присутствующих умолкла. Вторая часть обернулась и тоже умолкла.

Место князя было пусто. Рядом с ним была скромный стульчик, предназначенный для княгини. Смотрелось все это как стул до ремонта и украшательства и после.

Все, затаив дыхание следили, куда я присяду.

– На княжеское место садись! – шикнула бабка, горбатой мышью пробираясь за мной.

– Почему не на место княгини? – спросила я шепотом.

– Была бы я тонкая – звонкая да лет двадцать назад, я бы и за местом княгини поместилась бы! – усмехнулась баба Дуня.

Я уселась на княжеское место, глядя сквозь слезы на недовольных бояр. Все загудели, как возмущенный улей.

– А с чего это княгиня на мужнином месте уселась?! А?! – голосом с хитрой подковыркой произнес бородатый по правую сторону. На его бороде виднелись потеки от кубка.

Народ довольно загалдел.

«Проверяют!», – пронеслось в голове, а я расправила плечи, как учила бабка.

– Вышел бы ты замуж за князя, тоже мог бы на его место сесть! – произнесла я, не забывая утирать слезы.

Образ безутешной лебедушки – страдалицы явно не клеился с ответом. В воздухе запахло когнитивным диссонансом.

– Так его! – послышался тихий, науськивающий шепот.

– Так где правда, то? – послышался голос еще одного боярина. Борода у него была огненной рыжей. – Поспел князь вчера или нет? Уж мало времени прошло!

– Можешь у князя самого спросить, – произнесла я, чувствуя, как руки впиваются в подлокотник от напряжения. Нос хлюпнул, а бабка усмехнулась: «Хорошо сморозила! Так их, для оснастки! Пусть боятся!».