— Эй, ты чего тут хамишь? — обижается продавщица. — У меня, между прочим, все разрешающие документы есть на мои продукты. Вот, печать санстанции.

Разрешительные документы, про себя поправляю её. А на протянутый листик с подписями смотрю с тоской. Алька всё равно мне не даст ничего попробовать на рынке. Скажет, что я сальмонеллу или ещё какую дрянь из её толстого медицинского справочника подцеплю.

— Так берёте или нет? По двадцать пять рублей отдаю. Последний кусок остался.

— Беру по двадцать, — уверенно заявляет Альбина.

— Ишь ты, какая прыткая. Я его за двести километров везла. По двадцать четыре и не ниже, — обиженно надувает губы продавщица. — Сначала хамит, а потом за полцены отдай ей. Нет, ты видела это? – обращается она к своей соседке-коллеге.

— Женщина, вы как маленькая, — ой всё, началось, это надолго. — Ну чего вы обижаетесь? – Альбина кивает на прилавок. – Руки перед едой надо мыть, с ножа есть нельзя. Вы вот сдачу отсчитываете…

— Я в перчатках…

— Вы же их не меняете, правда? Сало взвесили, сейчас деньги этими же руками брать будете.

— Как же вы дома его есть будете?

— Обрежу со всех сторон. Ну или заморожу. В морозилке минус двадцать, к вашему сведению. Правда, и это не всегда помогает, – вздыхает Алька.

Ох, ну и душная моя подруга. Лучше бы она вместе со мной строительный закончила. На многое закрывала бы глаза. Мы в бытовке на практике и не такое ели…

Эх, надо было одной ехать. Уже давно бы дома была. Как же есть хочется.

— Тогда не морочьте мне голову, девушка. Идите лучше… куда там шли со своей подругой.

Продавщица демонстративно стала возиться за прилавком, перекладывая товар с места на место.

— Так, я беру по двадцать три рубля за кило. И это моё последнее слово, – предупреждает её Альбина строгим голосом.

— Кхе, кхе, — слышу я за спиной лёгкое покашливание. — Минск — маленькая деревня. А вы такими же и остались. Решили теперь Комаровку построить?

— Виталик? Не может быть! — я подхожу поближе к парню, да чего уж там, к красивому статному мужчине, такому знакомому… и одновременно незнакомому, внимательно его разглядываю и охаю: — Какой ты стал! Не узнать просто.

— Виталька, — кидается к нему на шею Альбина.

Я вот так вот не могу, как моя подруга. Мне вроде разрешение надо сначала получить. Или знак какой свыше…

— Ну, а ты чего стоишь, как неродная? — он тянет меня за руку к себе и нежно приобнимает за талию. — Я очень рад вас видеть, девочки. А вы куда сейчас направляетесь?

— Да вот… посидеть, поболтать собирались. У меня дома. Скромной, так сказать, девичьей компанией, — встряхивает Алька своей рыжей копной и широко улыбается. — А у тебя какие планы? Ты вообще откуда взялся, Виталик? Ты же вроде в Москву уехал работать?

— Вот, приехал в отпуск. Надо помочь родителям картошку посадить, — улыбается Виталик.

— А, ну родители – это святое. Так это… если у тебя вечер свободный… поехали с нами. Посидим, детство вспомним.

У Альки как-то подозрительно загораются глаза. Нет, только не это. Я не хочу детей от него!

«Ты хочешь», — говорит упрямо её взгляд.

Нет, Альбина. Дай мне время, я кого-нибудь обязательно найду. Только не Виталик.

Это знаете как… Ну вот не любишь ты совсем какое-то блюдо. А отказаться в гостях неудобно. Знаю, плохое сравнение.

Ну не могу! Вот именно с ним не могу. Он меня пять лет добивался, ещё со школы, а потом уехал. Хороший парень, друг детства.

Но не могу я! И не надо на меня так смотреть. Это вроде как предать себя. И его. Хорошего, кстати, друга. Уж лучше тогда с первым встречным…