– Если бы мы на самом деле убили вашего мужа и хотели бы скрыться, то зачем бы мы пришли сюда? – заметил Чжан Цянь.

– Вы видели, что я женщина слабая, беспомощная, ничего не понимающая, и решили заморочить мне голову, надеясь еще и совратить меня. Говорите лучше по-хорошему, где тело мужа. Ведь, так или иначе, я буду знать – перед судом все выложите!

Видя, какие страшные обвинения выдвигает женщина, хозяин умолк, не решаясь больше вмешиваться.

Надо сказать, что пока все это происходило, сбежались постояльцы – любопытных набралось человек сорок, а то и пятьдесят. Узнав о горькой участи женщины, люди вознегодовали.

– Если вы хотите жаловаться, уважаемая, – говорили они, – то мы поведем вас в военное управление к инспектору.

Шунюй низко поклонилась всем и, плача, сказала:

– Спасибо вам, что в тяжелую минуту пожалели меня, попавшую в беду одинокую женщину, и указали, как мне быть. Только этих преступников схватите, чтобы не убежали, поведем их с собой.

– Не беспокойтесь, – говорили собравшиеся, – положитесь на нас!

Чжан Цянь и Ли Вань пытались объяснить людям, как и что произошло, но им не дали сказать и полслова.

– Начальники! – перебивали их люди. – Оправдываться и спорить не стоит. Ложь все это – значит, ложь, а правда – значит, правда. И если вы тут ни при чем, то идите с ней в ямэнь. Чего вам бояться?

Рыдая, Шунюй пошла вперед, остальные подхватили под руки Чжан Цяня и Ли Ваня, и все гурьбой направились в ямэнь инспектора.

Когда они подошли к ямэню, главные ворота еще были заперты, но день этот как раз оказался днем принятия жалоб. Шунюй, заранее надевшая на себя белую траурную юбку, недолго думая, ворвалась во двор через маленькие ворота в изгороди, огляделась и, увидев у больших ворот огромный *барабан и колотушку, висевшую на подставке для барабана, тут же схватила колотушку и с такой силой стала колотить ею по барабану, что, казалось, сотрясалось само небо. Привратник, служащие ямэня, насмерть перепуганные, выбежали во двор и связали женщине руки.

– Ишь, какая храбрая! – говорили они.

– Невиданная обида! Несправедливость! – кричала Шунюй, рыдая, бросившись на землю.

В это время из ямэня донеслись крики, оповещавшие о выходе в зал присутствия начальника. Главные ворота открыли, инспектор Ван занял свое место за столом на возвышении и сразу же поинтересовался, кто это бил в барабан.

Служители ввели Шунюй. Плача, она подробно рассказала, как с ее семьей случилось несчастье и как погибли Шэнь Лянь и оба его сына; сказала, что уцелел лишь один Шэнь Сяося, ее муж, но вчера и с ним расправились, и убийцами, мол, были его конвоиры. Тогда инспектор велел привести Чжан Цяня и Ли Ваня и стал их допрашивать.

Когда конвоиры давали показания, Шунюй то и дело перебивала их. Говорила она разумно, убедительно, и обоим конвоирам не удавалось отбиться от ее нападок.

«Эти Яни – люди могущественные и влиятельные, – думал инспектор Ван. – Нередко они замышляют убийства. Трудно поручиться, что и в данном случае это не так». И он тотчас приказал всех троих отвести в областной ямэнь на дознание.

Правитель области, некий Хэ, медлить с таким важным делом не посмел и тут же велел привести хозяина гостиницы, чтобы выслушать показания сразу всех четверых.

Шунюй упорно твердила, что конвоиры убили ее мужа; Ли Вань говорил, что отлучился по нужде, потому отстал от конвоируемого и потерял его из виду. Чжан Цянь и хозяин гостиницы тоже дали показания, правдиво рассказав обо всем, что было.

Правитель области не мог прийти к какому-либо определенному решению. «Женщина так плачет и убивается… похоже, что она говорит правду. С другой стороны, Чжан Цянь и Ли Вань не сознаются в преступлении…» – размышлял он про себя и в конце концов пришел к тому, что приказал запереть всех четверых в пустой комнате, а себе велел подать паланкин и отправился к начальнику канцелярии Фэну послушать, что тот ему скажет.