Я сглатываю, потому что чуть не допустила мысль, будто губы Соколовского могут быть красивыми.

Сердце отчего-то начинает стучать быстро-быстро. Я опускаю взгляд ниже, разрывая наш зрительный контакт. Замечаю, что за лето брюнет отрастил себе модную атрибутику всех парней: бороду и усы. Не слишком заметные, но делающие его старше.

Ухмыляюсь, собираясь сказать наглому мажору что-нибудь гадкое. Но ухмылка тут же меркнет, потому что Соколовский не ограничивается лапанием моей руки, а идёт дальше. Касается прядей моих теперь уже коротких волос и пропускает их между пальцами.

Окончательно офигев от его бесцеремонности, не сразу соображаю, что нужно откинуть его руку от себя. И это становится моей ошибкой. Глеб принимает это за негласное бессилие и невозможность устоять перед ним.

– Зачем отрезала волосы? – Он понижает голос и улыбается уголком рта. Взгляд при этом такой, словно парень ушёл в себя.

Такой… Что я не узнаю его. Я раньше не видела у Глеба подобных эмоций, поэтому мне трудно определить, что же прячется за этим выражением глаз.

Это потрясает меня. Настолько, что шок от увиденного, приводит меня в чувство.

– Тебя забыла спросить! – Шиплю, отмирая. Отбрасываю его руку от себя, будто скользкую змею, и отшатываюсь в сторону. – Захотела и отрезала.

Глеб тоже меняется в лице. А выражение его глаз становится привычным – нагло-снисходительным. И я даже незаметно для себя выдыхаю от облегчения, понимая, что этот Соколовский мне привычен и знаком. С таким Соколовским я знаю, как себя вести.

А тот… Тот пугает до ужаса. До дрожи в коленках. До сухости во рту.

Надеюсь, что мне просто показалось…

Я поднимаюсь с лавочки, намереваясь пересесть от наглеца как можно дальше. Но парень окидывает меня неспешным похабным взглядом с ног до головы, возвращается обратно к моей груди и выдаёт на весь спортзал:

– Зачётные сиськи. До сих пор гадаю, какой размер. Третий? Четвёртый? – Брюнет наигранно причмокивает губами и показательно облизывает нижнюю губу. – Я бы тебя обкатал.

По залу проносится гогот. И я только сейчас замечаю, что у нашей небольшой сценки появились свидетели.

Молчи, Арина. Молчи. Прикуси язык! Не дай себе стать ещё большим посмешищем.

Но уговоры не помогают. Становится обидно до слёз. Я будто вернулась обратно в старшую школу. Будто ничего не изменилось с тех пор. Ни капельки…

Прикусываю губу, дабы не разреветься прилюдно, и крепко зажмуриваюсь. Мысленно считаю до пяти.

Один. Два. Три…

Но досчитать не успеваю. Глеб вмешивается со своим уставом даже в мои мысли.

– Застегнись. – Раздаётся тихий бас над ухом. И в следующую секунду мою спортивную кофту бесцеремонно хватают за «собачку» и застёгивают чуть ли не до самой шеи. – Дыши, – приказным тоном продолжает вещать этот… этот козёл! – Слишком поэтично – помирать в восемнадцать.

Именно в этот момент решает появиться физрук. Он оглашает спортзал спасительным свистом, а затем командует присутствующим студентам построиться, буквально отгораживая меня от пристального внимания сокурсников, которые стали свидетелями неприглядной сцены.

И временно от Соколовского, бросившего на меня предупреждающий взгляд янтарных глаз, не обещающий ничего хорошего, прежде чем лёгкой трусцой удалиться обратно на свою сторону спортзала.

Глава 2

Неделя выдалась тяжёлой.

Адаптация к новому коллективу и учебному распорядку дня вкупе с постоянными придирками и издёвками Соколовского вымотали не на шутку. И это только начало семестра. Страшно представить, что будет дальше…

Пары закончились час назад. Я сижу в библиотеке университета и лениво листаю книгу по вышмату. Завтра пятница. Разумов ждёт свой доклад. Я почти закончила его, осталось доработать детали.