– Жемчужинка моя, ты ведь не хочешь, чтобы я сейчас отвлекся и сжал руку чуть сильнее или неловко дернулся и случайно сломал этому неудачнику шею? – оскалился ей во весь рот, прекрасно зная, что она увидит сквозь улыбку. Приговор, который будет приведен в исполнение за долю секунды, если она не поведет себя как умненькая девочка.

Она остановилась, будто на стену налетела, и уронила тонкие руки вдоль тела, глядя на меня с отчаянием и мольбой. Совершенство, ну больше и слова не подобрать, соблазн и изящество, естественность и роскошь, так и сожрал бы всю без остатка, опрокинул бы на пол где стоит и трахал, пока от бесконечных оргазмов у нее глаза эти неописуемые не остекленели бы, а у самого все тело не стало бы ломить от изнеможения… Ах, да, дела у нас, дела.

– Пожалуйста, отпусти его! – срывающимся голосом прошептала она, глядя на извивающегося у стены приятеля. Нет, так не пойдет. На меня следует смотреть, милая, на меня. Я теперь хозяин твоих души и тела и властелин судьбы.

– Жемчужинка, если о чем-то просишь мужчину, то стоит не отрывать от него своих великолепных глазок, – указал ей я и слегка тряхнул что-то притихшего соучастника. Эй, не вздумай вырубаться тут. Твои красноречивые предсмертные всхрапывания нужны мне для аккомпанемента к моему эффектному выступлению перед моей дамой.

– Не нужно больше душить его! – вскрикнула Снежка, когда дружок забулькал. – Умоляю, прости нас и позволь уйти! Он бы никогда не выстрелил в тебя, мы не убийцы! Воры – да, но никогда не ранили и не калечили даже никого.

– Нет-нет-нет, милая, вот ты уже точно больше никуда не уходишь, а уйдет ли он на своих двоих, или его позже вынесут вперед ногами, будет зависеть только от твоей сговорчивости и желания сотрудничать со мной во всех возможных смыслах. – Я немного ослабил хватку на глотке горе-преступника, позволив ему с громким сипением жадно вдохнуть. Ведь совсем без воздуха он не сможет так впечатляюще биться в конвульсиях и судорожно фыркать.

– Ты хочешь, чтобы мы сдали заказчика? Клянусь, мы тебе расскажем все, что знаем, гори оно все огнем! – Охнув, при звуке особенно выразительного горлового бульканья моего сегодняшнего специфического музыкального инструмента для игры на ее нервах, ка-хог подалась вперед, но тут же замерла, и по ее щеке покатилась слеза. И еще одна за другой по второй. Нет! Нет-нет-нет, вот этого безобразия мне не нужно! От такого вида у меня падает член и резко портится настроение, хотя плевать я по жизни на женские слезы хотел. Слишком хорошо знаю им цену.

Придушив чуть посильнее тупого кайфоломщика, разжал руку и позволил ему рухнуть кулем у стены и развернулся к Снежке, ловя ее в движении, когда с криком ломанулась вперед.

– Спокойно, он просто вздремнет. Пока так, а ты, моя сладость, поговори-ка со мной по душам, – сказал, обнимая ее и прижимая всем напряженным телом к себе.

Она рванулась раз, другой, потом вскинула мокрое лицо, уставившись мне в глаза с жаром и ненавистью, и несколько секунд казалось, что готова вцепиться ногтями мне в щеки и рвать их, как попавшая в ловушку снежная мооли. Все внутри опять заныло, запульсировало, наполнилось зверской жаждой. До чего же потрясающая – смотреть больно! Глаза пылают, губы налились темно-розовым, на щеках гневный румянец, светлые ресницы слиплись в готовые разить наповал стрелы, белоснежные волосы растрепались… Хочу ее, аж горю заживо.

Зрачки Снежки сузились, одаривая меня еще большим количеством непередаваемого цвета ее радужек, жесткость в теле пропала, словно она за мгновение обратилась в жидкость, способную как окутать меня всего, так и легко ускользнуть сквозь пальцы, и она чуть прогнулась, дразня меня откровенным видом своих сосков. Таких же сейчас пылающе-розовых, как и ее губы, и готовое к моему вторжению лоно, на которое я успел едва взглянуть, а не налюбовался всласть, и все из-за этого резвого идиота.