– А на карьер пойти, долг отдать Отцу не хочешь? – интересовалась у него мать. – Ты уже достаточно повзрослел. Героем станешь, будут уважать тебя и нас, еда задаром до самой смерти…

– И кому от этого станет легче?

– Как это кому, дурья твоя голова!.. Тебе не придется воду таскать и на шее нашей сидеть!.. Говорящий с Отцом тебя лично благословит на глазах всех за помощь Отцу…

– Я людям помогать хочу, а не Отцу, – отвечал Венчура. – Ему и так помогают все, кому не лень. И кому лень – как ни странно, тоже… Много они за это получили, спроси у них?.. – он кивал в сторону топчана, ножки которого были вырезаны из костей чьих-то ног. – Вот так высшая награда!..

Мать замахивалась на него черпаком, и он сбегал из хогана к своим друзьям или в одиночестве шатался по каньону. Вне дома ему всяко были рады больше.

Но за то, что ему недавно удалось провернуть с горсткой помощников, его полюбили чуть ли не сильнее, чем распростертого сейчас посреди арены Хехьюута. Собственно, далеко не ради Хехьюута все племя стянулось сегодня на церемониальной арене, которая служила обычно для игры в муджок, вече и редких празднеств. Суд могли провести и у алтаря. Но сегодня ночью надвигались выборы. Самые настоящие выборы, впервые за очень долгое время. И Венчура, несмотря на свой молодой возраст, к рьяному одобрению большинства участвовал в них.

Все началось с прилавка Жадного Гнада. Людей не покидало ощущение, что среди его ассортимента присутствует в том числе и их вчерашнее имущество, изъятое жнецами для распределения, но доказать этого они никак не могли. Большинство вещей было лишено знаков отличия: горшки без барельефа, одежда без вышивок, мебель без гравировки, пледы и циновки без орнаментов – ничего такого, что могло бы пробудить воспаленный ум Танцующего на Костях. А пища была везде на вкус одна. Но подозрения, что на прилавке лежат их вчерашние личные вещи, изводили людей, а гнусная ухмылка Гнада лишь укрепляла их догадки.

Но мало того, что у людей отбирали вещи, а потом им же продавали их снова, так еще и большая часть со склада для перераспределения по всей видимости бесследно увозилась соседям – такой простой вывод напрашивался исходя из того, что слуги Лиллуая забирали всегда намного больше, чем отдавали. Склад с припасами для вспоможения уже должен был треснуть по швам, но ветер по ночам продувал его сквозь бреши в стене, завывая о том, какие же пустоты в нем хранятся.

Советник по торговле Шестипалая Рука ежелунно собирал обоз для обмена с соседним племенем Грязь под Ногтями, и не было сомнений, что в его кладях можно было найти то, что жнецы так беспощадно отбирали у своего народа. Взамен Шестипалая Рука привозил душистый табак – который полагался только тем, чей труд был больше мыслительным, то есть, советникам, жрецам, лучшим зодчим на карьере и почему-то воинам, – да специи, что стоили по итогу дороже мяса.

Вождь объяснял эту абсурдную благотворительность тем, что Грязь под Ногтями и так берет весь удар людоедов на себя – когда буквально спишь с оружием в руках, времени на землепашество и рукоделие почти не остается. А пока соседи воюют, Помнящие Предков остаются в живых, чтобы целиком посвятить себя и своих потомков освобождению Железа.

Люди по большей части были согласны с тем, чтобы возделываемое ими на полях продовольствие шло сражающимся соседям, покуда сами живут впроголодь, но зато без ужасов войны. Но когда все начали догадываться, что их нажитые с трудом крохи отбирают, чтобы на словах помочь старым, а на деле – пополнять и без того сытные обозы для дикарей, среди людей пошли злые шутки, что людоеды живут вовсе не за границей, а в Скальном Дворце – с ними то и надо воевать.