Собираясь на операцию, Греков остановился на сцене встречи Азраила с арабским продавцом кофе. Тема Ангела Смерти в авраамических религиях[11] давно не давала ему покоя.

– Опять играешь с жизнью и смертью? – улыбнулась Мира, когда он рассказал ей о задумке романа.

– Но ведь только конечность придает жизни смысл, – ответил Сергей Петрович. – Обостряет чувства, отделяет эту секунду от следующей, приумножает ценность привычного, очевидного… Кому, как не тебе, об этом знать… Да и потом, смотри, как интересно описываются действия Азраила в Талмуде[12]. Он спускается на Землю с кинжалом в руке и роняет с этого клинка в рот умирающему каплю собственной желчи. Поэтично, правда?

– Ну да, примерно так он и делает, – пробурчала Мира, будто сама была свидетелем описанной сцены.

Итак, кофе. Сергей Петрович отправился в Чайный дом на Мясницкой. Оделся легко, попал под снег с дождем, промочил ноги. Тем приятнее было оказаться внутри желто-голубой шкатулки в псевдокитайском стиле, увенчанной башенкой с многоярусными крышами. Густой коричневый аромат ворвался в ноздри и мгновенно затуманил мозг, осаждаясь каплями на извилинах.

Потоптавшись возле стеклянных ниш, заполненных зернами, Греков понял, что не сможет сделать выбор. Краснощекий продавец в белом костюме предложил свои услуги:

– Какой кофе предпочитаете?

– Эээ, я не пью кофе. Просто положите мне четыре абсолютно разных вида. В подарок.

– Эфиопский с черным шоколадом и грейпфрутом, бразильский с нотами арахиса и порошком какао, китайский со вкусом желтого яблока и кенийский с черной смородиной. Пойдет? – спросил краснощекий.

– Вполне!

Пока парень насыпал блестящие и матовые зерна в бумажные пакеты, Греков глазел на уходящие до горизонта жестяные коробки с чаем и изучал зверорыб, рыбоптиц, птицедраконов и других креветок в голубых квадратах потолка.

– И вам еще подарок, – отвлек его продавец, – баночка растворимого кофе. Очень приличного, между прочим. Со сливками вообще кайф.

Сергей Петрович представил, как парень прихлебывает кофе со сливками, чмокает и еще большее краснеет щеками. В животе заворочалась назойливая тоска. Впрочем, как обычно при виде чего-то вкусного. Но, вернувшись домой, Греков совершил невообразимое – положил в чашечку пол чайной ложки растворимого подарка, насыпал сахар, залил кипятком, добавил купленных по дороге сливок, сделал глоток и подошел к унитазу, готовый к последствиям.

Невообразима нега и умиротворение разлились по всему телу. Тоска в животе икнула и свернулась в клубок на сливочном коврике.

– Не может быть, – пробурчал писатель, взглянув на Жюли.

Кошка тревожно смотрела на него круглыми голубыми глазами с продольным зрачком.

– Ты готова это объяснить? – вновь обратился он к Жу.

Она бумкнулась головой о его брюки, оставляя на икрах пучок белой шерсти.

Греков подождал пять минут и вновь сделал глоток. Жюли опустилась на живот, вытянув вперед лапы, отвела уши назад и превратилась в сфинкса.

Постояв в задумчивости рядом с унитазом, писатель вернулся на кухню, залпом выпил остывший кофе, лег на диван и ткнул на экране смартфона в контакт МИРАТХОР.

Пока шли гудки, Жюли водрузилась на хозяина и с громким урчанием начала топтать его живот передними лапами.

– Серый? – отозвался хриплый голос.

– Мира, я выпил чашку кофе, – напряженно произнес Греков.

– С ума сошел? Суицидные мысли? Скорую вызвал? – заметалась подруга.

– Мне хорошо, Мира. Мне не больно.

– Ты шутишь? Ты вскрыл вены? Я щас буду!

– Мир, мне правда не больно, угомонись, – блаженно улыбаясь в потолок, промурчал Сергей Петрович. – Это такое счастье – выпить чашку кофе! Ты даже не представляешь…