Похожих голосов много. Но я узнаю этот голос на уровне подсознания, хотя мы и не виделись друг с другом двадцать лет. С того дня, как меня, словно арестантку под конвоем, насильно увезли в Москву.

Воспоминания бурным потоком захлестывают сознание.

Глава 4

Июнь 2004 года. Москва

Юля

Я смотрю в окно автомобиля, фиксируя взглядом пробегающий за окном летний пейзаж. До Москвы остается час езды. За рулем прокурорской «Волги»папин шофер, сам папа сидит с ним рядом на переднем пассажирском сиденье. Сзади устроились мы с мамой. Несколько часов дороги в салоне плотно клубится тяжелое молчание,изредка прерываемое моими всхлипами.

До отъезда я лежала на кровати, отвернувшись к стене. Слушала надрывающийся телефон. Мама, видимо, брала трубку и тут же опускала на рычаг, потому что ни разу я не услышала ни одного слова. И так много-много раз. Это звонил Саша, я не сомневалась. Но помнила запрет отца.

Несколько раз я все же вскакивала, стрелой неслась к телефону и лихорадочно набирала Сашин номер. Но тут же мамина твердая рука пресекала попытку. Три раза я пыталась вырваться из квартиры. Один раз мне даже удалось выйти из секции, но войти в лифт я не успела. Мама непоколебимо возвращала меня назад – домой.

В конце концов смирилась. Забилась под одеяло. Никого не хотела видеть. Не отвечала на вопросы. Я утопала в мыслях о Саше. Как он там без меня? Поддержал ли его кто-нибудь в горе? Я знала, он очень любил отца, гордился им. Саша делился со мной, что с мамой у него отношения почему-то не складываются. Я встречалась с ней несколько раз у них дома, да и во дворе приходилось сталкиваться.

Мама Саши – очень красивая женщина. Нигде не работала, говорила, что занимается общественной жизнью. Саша иногда с болью замечал, что лучше бы она была доброй, заботливой. И любила бы их с отцом, а не только себя, и не заставляла бы других любить и служить только ей.

У Саши началась сессия, сегодня первый экзамен. Пошел ли он в университет или остался с убитой горем матерью? Я почему-то была уверена, что она убита, чтобы ни говорили мои родители. А как он воспринял арест отца? Окаменел от горя и отчаяния? Давил глухие мужские рыдания, закрывшись в комнате, или взирал на окружающих с напускным равнодушием?

Приходилось закусывать зубами край пододеяльника до ломоты в челюстях, чтобы облегчить другую раздирающую боль – душевную. Я должна быть с ним рядом, с моим Сашей. С любимым, родным, единственным. А я сбежала как крыса с тонущего корабля, хоть и не по своей воле. Предала его, подчинившись чужому решению, пусть даже это решение моих родителей.

Саша…Я загляделась на него, красивого блондинистого старшеклассника, когда он возвращался с тренировки по волейболу в новенькой спортивной форме и мячом в руке. И врезалась в него на велосипеде, который обкатывала во дворе, на полном ходу. Мы оба грохнулись в пыль на асфальт. Злополучный велосипед валялся рядом. Бормоча извинения, Саша помог мне подняться, хотя я должна была извиняться. Ведь это я разинула рот! Мы встретились глазами. Две пары голубых глаз столкнулись взглядами и… сверкнула молния.

Разряд влюбленности оказался таким мощным, что мы два года были практически неразлучны. Но ни разу за это время не переспали. Ни разу, до вчерашнего дня.

Саша сразу сказал, что не прикоснется ко мне, пока я не окончу школу. И слово сдержал. Один бог знает, чего ему это стоило. А вчера на даче я поняла, что больше не могу. Что хочу обладать им полностью, без остатка. И сама хотела принадлежать только ему. Ему одному…