– При чем тут мартышка?

– Был здесь такой, капитан Пилькин. Он до того, как лечить, считал необходимым каждому лекцию прочитать. И тогда, вместо того чтобы нужную кровь искать, стал мне объяснять, что резус-фактор на мартышках определен. Потом этот Пилькин далеко меня стороной обходил.

– Резус тоже проверю.

– Санинструкторов погоняй. Десять дней не работали. Сержант Князев у тебя ходит вразвалку, как столичный полковник. Предупреди: я его с ефрейтором Кулматовым пошлю. Там он вспомнит, как люди бегают.

– Понял, займусь.

– Для начала все. Да, вот еще. Задачу офицерам я поставлю через час. Не раньше. Тебе стало известно о выходе первому. Потому не роняй информации. Занимайся делом – и всё. Пусть люди сегодня спокойно отдыхают.

Дверь в комнату распахнулась, и в нее заглянул дежурный. Заполошно доложил с порога:

– Товарищ капитан! Прибыл генерал Санин.

– Соберите в класс офицеров, – приказал Бурлак дежурному. – Всех. И быстро! – Повернулся к Морякину: – Всё, Иван Иванович. Давай иди, разводи пирамидон.

Генерал выскочил из машины легко, пружинисто. Снял кепи, пригладил светлые волнистые волосы, поправил пистолет и только после этого надел головной убор. Шагнул навстречу комбату.

Выслушав обязательный доклад, поинтересовался ночным происшествием. Лишь затем поздоровался, подав руку Бурлаку и его заместителю по политчасти майору Полудолину.

– Позавтракаете? – тоном радушного хозяина предложил комбат.

– Нет. Пора начинать. Люди собраны?

Они прошли по гулкому пустому коридору. Возле дверей батальонного класса остановились.

– Готов? – спросил генерал комбата с интонацией, которая не допускала иного ответа, кроме утвердительного.

Уловив эту обязательность, Бурлак помимо воли сразу ей воспротивился. Всколыхнулось природное упрямство. Сказал озабоченно:

– Вчерне, товарищ генерал-майор.

Генерал Санин, не ожидавший такого ответа, поднял брови. Майор Полудолин, уловивший в словах комбата открытый вызов, ожидал, что генерал вспыхнет. Но тот с виду остался спокойным, только глаза чуть сузились, стали пристально-внимательными.

– Прибедняешься? Ну-ну, – сказал он насмешливо.

Они вошли в класс. Прозвучала команда: «Товарищи офицеры!» Дружно грохнули о пол два десятка крепких ног.

– Товарищи офицеры! – сказал генерал деловито.

И снова обвально стукнули ноги, громыхнули сдвигаемые скамейки.

Генерал огляделся. Этот класс всегда нравился ему своей капитальностью. Все здесь выглядело надежным, сработанным на совесть.

Прочные столы. Тяжелые, устойчивые скамейки. На полках вдоль глухой стены образцы вооружения, используемого бандгруппами. Особенно широко представлено минно-взрывное оружие. Уж чем-чем, а этим добром радетели из НАТО снабжают душманов с несказанной щедростью.

На видном месте лежит крышка от патронной упаковка. На ней гитлеровские орлы и свастика. Какие-то доброхоты доставили подопечным душманам боеприпасы, оставшиеся на складах после крушения фашистского рейхсвера.

На стенах аккуратно вычерченные схемы типичных тактических приемов бандгрупп. Несколько плакатов, изображающих приемы разминирования и действий войск в горной местности.

Центральное место в помещении занимал ящик с песком. На нем топографы с большим тщанием воспроизвели рельеф района, в котором предстояло действовать батальону.

– Готов, комбат? – спросил генерал, но тут же, видимо, вспомнив его недавний ответ, добавил: – Докладывай вчерне.

Генерал прошел к преподавательскому столу. Вынул из кармана записную книжку и сел. Поднял голову на Бурлака, который стоял рядом.