– Слушай, Иван Иванович, хорошо выглядишь. Мало я, наверное, тебя гоняю. Мои вон все черные, как галки.

– Достается и мне, – коротко ответил Морякин.

Бурлак посмотрел на него внимательно. Ему нравился этот немногословный офицер. Благополучно устроенный московский хирург, как говорили специалисты – врач с божьим даром и хорошими перспективами, сын потомственных медиков, он добился призыва и приехал сюда, на передний край, что лежит далеко впереди пограничных застав.

– Невеселый у нас разговор будет, – сказал Бурлак. – Не люблю я эту тему.

– А куда денешься?

Морякин догадывался, о чем пойдет речь.

– Вас, Александр Макарович, оттого тема задевает, что вы в больнице не работали. Я интернатуру проходил в институте Склифосовского. Там каждый день кровь и стоны. А ведь в Москве войной и не пахнет.

– Что ты этим хочешь сказать? – спросил Бурлак и пристально посмотрел на врача.

– Ничего. Просто советую: относитесь спокойнее. Я ведь замечаю, как вы всякий раз переживаете.

– Слушай, Иван, ты что, в самом деле циник? Или у вас, медиков, это профессиональное?

– Что именно?

– Да все то же.

– Насколько я понимаю, речь пойдет о медицинском обеспечении выхода. Так? Я и советую вам относиться к делу спокойнее. В чем же цинизм? Да, будут раненые. Кого-то и убить могут. Но это обычное военное дело. И я отношусь к нему философски.

Бурлак неожиданно взорвался.

– Ты меня с собой на одну доску не ставь! – резко оборвал он Морякина. Чтобы остыть, поднялся из-за стола и прошел к окну.

– Да где уж мне, – обиженно сказал ему в спину Морякин. – Вы комбат, а я так…

Бурлак резко повернулся:

– Ну-ну, мадам Фи-Фи! Ишь, обиделся! Ты сперва подумай, что я имел в виду. Твое дело по кругу гуманное. Хоть после автокатастрофы, хоть после боя, ты людей в порядок приводишь, на ноги ставишь. А я в этом деле как милиционер, на глазах которого столкнулись машины. Он вроде и мог что-то сделать, жертвы предотвратить, а не сделал. Не смог. Хоть это ты понимаешь? Доходчиво я обстановку объясняю?

– Доходчиво, – мрачно ответил Морякин. – Прошу прощения. Я действительно не о том подумал.

– Ладно, – сказал Бурлак примирительно. – Другой раз думай.

– И все же вы, Александр Макарович, неверно рассуждаете. Вы на дороге не милиционером стоите. Вы сами в той машине, которая должна столкнуться с другой. И в равной степени рискуете со всеми вместе. Кто может ручаться, что вас самого…

– Кончили об этом, – перебил его Бурлак. – Времени мало. Пофилософствуем опосля. Идет? Сейчас о деле.

– Слушаю, – сказал Морякин и почему-то встал.

– Постарайся сделать так, чтобы в группу медусиления госпиталь дал хороших ребят. У тебя там все знакомые. Подговори тех, кто посильнее. Хорошо поработают – за нами не заржавеет.

– Понял.

– Группа крови у всех проверена?

– Должна быть.

– Вот видишь, Иван Иванович, должна. А я требую от тебя лично в этом удостовериться. Сколько случалось: все быть должно, а ничего и в помине. Прибыли новенькие. Их особо проверь. Заранее продумай, как предупредить неожиданности. Ты историю с мартышкиным фактором помнишь?

– Нет. Меня, должно быть, здесь тогда еще не было.

– Мог бы и выяснить, – сказал Бурлак. – Ни черта никого опыт не волнует. А тем более из-за этого панчар был медицинский.

– Не понял – что?

– Панчар? По-афгански – прокол шины. Так вот он лег на совесть медиков. Было так. Прочесывали «зеленку», и ранило там лейтенанта Брускова. Рана несерьезная, но сам он оказался кровистый. Потребовалось срочное переливание. Тут и забегали спасители. Не оказалось у них нужной группы крови.